Брюс Дикинсон - Зачем нужна эта кнопка? Автобиография пилота и вокалиста Iron Maiden

2 апреля Maiden представляли альбом звукозаписывающему лейблу Warner, и я пришел туда, чтобы доказать, что жив и здоров. Потом я на десять дней улетел в отпуск на один из Канарских островов – Лансароте. 10 апреля я не выдержал и начал петь в душе. Это было ужасно: я полностью утратил контроль над своим голосом и издавал звуки, похожие на коровье мычание. Я старался не паниковать, ведь прошел всего лишь месяц. Мой отоларинголог Ян сказал: «Даже не думай петь до ноября». – «Ну, может, не до ноября, – подумал я. – Может, получится уже в конце сентября».

Рак головы и шеи, вызванный вирусом папилломы человека, – настоящая эпидемия. Всем известно про риск заболевания раком шейки матки, и мазок Папаниколау является эффективной профилактической мерой – но не существует эквивалентного ему теста на рак полости рта. В будущем заболеваемость оральным раком, вызванным ВПЧ, увеличится на 80-100 %, и он обгонит рак шейки матки. Это эпидемия, которая игнорируется СМИ, а журналисты предпочитают оскорблять ее жертв, клевеща на них и выдумывая такие домыслы, которые общественность несомненно сочла бы оскорбительной, будь они брошены в сторону женщин, которые также становятся жертвами этой болезни.

Этот недуг может поразить кого угодно – таксиста, музыканта, дипломата, врача, инженера, да и любого мужчину, если только тот не жил в башне из слоновой кости. Нужно проводить исследования, распространять информацию и выявлять опухоли на ранней стадии, когда они еще излечимы.

На следующий день я отправился выступать с речью на обеде для юристов Airbus. Рядом со мной сидел харизматичный канадец, отец троих детей. Он сразу же спросил меня: «Как твоя слюнная железа?» А во взгляде читалось: «И ты тоже?»

Каждые две недели я встречался с доктором Сибтейном, и он был в восторге от того, как улучшалось мое состояние. В день, когда мне поставили диагноз, я пробежал четыре пролета вверх по лестнице вместо того, чтобы зайти в лифт. Было здорово сделать это спустя всего месяц после терапии. Видеть улыбку на лице своего онколога дорогого стоит.

Он предупредил, что сканировать мою голову для выяснения окончательных результатов будет нельзя еще три месяца.

– Излучение все еще очень сильное, так что я могу увидеть лишь скопления красных пятен.

Я пошел на сканирование 13 мая. Спустя два дня у меня был самый нервозный день за всю жизнь.

Я был здоров. «Общий клинический анализ». Я был шокирован. «Я буду жить», – читал я между строк отчета. Но под конец мне бросилось в глаза кое-что, чего я не понял.

– Простите, доктор, что значит «анатомическая аномалия»?

– Это значит, – он начал хихикать, – что ты был рыбой.

Такой вот специфический медицинский юмор.

Мир начал оживать во всем своем величии и блеске. Мне восстановили страховку в авиакомпании. Их старший врач сказал: «С ним вроде все в порядке». Ну, за исключением жабр и хвоста, конечно же.

Снова череда привычных занятий: работа с опасными грузами, охрана, техническая переподготовка, пожарная безопасность, оказание первой помощи и – через шесть месяцев – симулятор.

К своей вящей радости, я снова летал на «Фоккере». 10 июля я вернулся и за штурвал авиалайнера, совершив перелет по маршруту Кардифф – Милан – Мальпенс. Это был «показательный полет» для мальтийских властей. Я снова был в деле.

К сожалению, я не смог вернуться к участию в авиасалонах. Для этого нужно было продлить надлежащую лицензию и потренироваться вместе с командой, но сезон выступлений был уже в самом разгаре.

Федеральное управление по делам гражданской авиации США прислало мне милое письмо с просьбой забрать обратно мою медицинскую страховку. В отличие от Великобритании, которая просто заморозила ее, Штаты отозвали страховку сразу, как только я сообщил о том, что лечусь от рака.

Пиар-машина Iron Maiden работала на полных оборотах. Я полетел на фотосессию в мексиканские джунгли. Благодаря любезной радиации, у меня на животе проступили кубики пресса. Правда, не рекомендую никому худеть таким образом. Я снова изобразил дикаря с палкой и в набедренной повязке, как это было на Багамах с Россом Хелфином. Некоторые из этих фото получились просто потрясающими.

Лейбл также организовал специальную сессию «АэроБрюса», в рамках которой я полетел в Париж вместе с толпой фанатов и журналистов. Там мы отправились в студию Guillaume Tell, где я рассказал о новом альбоме. Было чертовски здорово лететь в облаках, сжимая штурвал, – но не менее классно было ступать по твердой земле, слышать скрип дощатого пола под ногами и говорить о музыке.

Возобновился и проект с «Боингом 747». Air Atlanta Icelandic вели переговоры с менеджерами Iron Maiden, и у нас была на примете пара других перевозчиков, готовых предоставить свои услуги. Я отправился в пресс-тур по США и Канаде. Альбом принимали очень хорошо, и, конечно же, всем хотелось узнать причины и подробности моей болезни. Но если одни журналисты искренне относились к проблеме с пониманием, то другие решили сделать из этого вульгарный дешевый цирк.

Я летал, но все еще не пел. Как-то раз на кухне я доставал столовые приборы из ящика, и то, как они звякнули, натолкнуло меня на мысль. Дома никого, конец сентября. Может, я смогу извлечь из своего горла какие-нибудь звуки, которые не будут похожи на бренчание вилок и ложек?

Я попробовал спеть «If Eternity Should Fall», которую изначально планировал для сольника, но в итоге пожертвовал в котел Iron Maiden. Это была одна из последних вещей, которые я пел перед тем, как началась болезнь, и, возможно, опухоль могла образоваться еще во время записи демо.

Я не мог поверить, что у меня получилось. Верхние ноты были на месте. На самом деле они казались даже чище, чем раньше. Средний диапазон моего голоса, однако, был неустойчив, а некоторые гласные звуки – например, «еее» – было трудно удержать в высокой позиции. Мой фальцет также было тяжело контролировать, хотя фирменный вой банши был на месте.

В течение следующих нескольких месяцев я пытался привести свой вокал в порядок. Я начал упражняться и размышлял над тем, почему мой голос изменился. Тур должен был состояться в феврале, и уже через три месяца нужно приступить к репетициям. Род решил компенсировать потерянный год, забронировав мировой тур из 72 концертов.

– Мне нравится, что ты веришь в меня, – сказал я. – Но вдруг я буду звучать как мешок с гаечными ключами?

Это трудно было предсказать. Я попытался понять, что у меня есть и что я потерял – по крайней мере, временно. Моя теория заключалась в том, что поверхность языка после опухоли изменила форму. Представьте себе пену на пивной кружке. Если за ней не следить, пузырьки под поверхностью один за другим полопаются, и пена осядет. Моими «пузырьками» была опухоль размером с мячик для гольфа.