Пол Трынка - Игги Поп. Вскройся в кровь

Вообще-то Эстер не склонна к мистике, но скоро ей стало жутко на острове, и чем дальше, тем хуже. По ночам вокруг дома шныряли какие-то личности, в темноте можно было разглядеть только глаза, и она не сомневалась, что это зомби. Однажды днем она сидела и пила что-то прохладительное, и вдруг прямо перед ней шмыгнула крыса – и тут же откуда-то появился местный человек и раздавил крысу ногой, глядя Эстер прямо в глаза. Затем она заметила, что Джим направо и налево раздает свои вещи. Первой исчезла гитара. Потом он отдал кому-то кучу одежды и денег. Вскоре у них осталось всего двести долларов.

Однажды ночью Эстер проснулась, а Джима нет. Пропал и нанятый из местных охранник. Она немедленно оделась, выбежала из комнаты, нашла их гида, они прыгнули в машину и отправились на поиски; в конце концов Джим обнаружился в занюханном баре, где танцевал с местными шлюхами. Эстер ворвалась с криком: «Где наши деньги?» Как она и опасалась, он все раздал, и, несмотря на мольбы Эстер («Я знаю, для вас мы богатые тупые американцы, но эти двести долларов – все, что у нас есть. Верните, пожалуйста, хотя бы половину»), они остались без гроша.

Наконец с помощью гида удалось запихнуть Джима в арендованный «фольксваген-жук», гид сел за руль, и они отправились домой. По дороге задремали, а когда Эстер проснулась, то поняла, что машина едет по узкой проселочной дороге, и в окна на них пялятся местные жители. «Я заорала! Я кричала: “Они нас убьют!”» Отчего водитель с перепугу неловко крутанул руль и въехал в каменную стену. Машину занесло, Джим выскочил и впечатался в эту стену, сломав, как выяснилось позже, три ребра. Водитель держался за ушибленную голову, а Эстер орала на него, требуя вылезти из машины; бросив его там, она сама села за руль, усадила Джима рядом, развернула сильно помятый, но еще живой «фольксваген» и по той же дорожке доехала до отеля.

Наутро Эстер решила обратиться в полицию за протоколом, который могла бы предъявить в автомобильном прокате. Гид уже вернулся в отель; она схватила его за шиворот и повела в участок, оставив Джима в номере. За столом сидел дородный устрашающий комиссар, напоминавший угандийского диктатора Иди Амина, а в углу стояла «клетка с подвешенным в ней человеком. Богом клянусь – как в плохом кино». Гид был в таком ужасе, что обмочился; заметив это, Эстер поспешила заявить, что сама была за рулем во время аварии. В конце концов они получили протокол и ушли; гид был так благодарен, что его не оставили в когтях у полиции и тонтон-макутов, что привел родственника, и тот починил машину.

Чтобы добыть немного денег, Эстер устроилась ассистентом к дантисту, бельгийцу Пьеру, который рвал зубы по сходной цене. «За доллар на сухую, за два с прокаином, за три с нормальной анестезией». Пока Эстер ходила на работу, Джим проводил время со знакомой гаитянкой, которая жила в тесной лачуге с кучей детей и одноногим отцом. Они просто дружили – «Не думаю, что между ними что-то было», – но он просиживал там дни напролет, а она заплетала ему косички. Конец этой странной идиллии положила гибель Пьера («Его убили тонтон-макуты: помешал конкуренту из местных»), и они снова уехали – получив предупреждение, что их собираются подстеречь на единственной ведущей из города дороге, сбежали из Жакмеля прямо ночью.

Тогда Эстер окончательно уверилась, что жрец наложил на них проклятие. Пыталась уговорить Джима уехать, но всякий раз что-то мешало отправиться в аэропорт, а Джим тем временем становился все более неуправляемым: «Он был болен, – вспоминает Эстер. – Серьезно болен». Однажды им удалось доехать до аэропорта, чтобы лететь в Лос-Анджелес, и багаж даже успели погрузить в самолет, но тут Джим куда-то делся. Эстер в панике носилась по аэропорту. «Вдруг подходит мужик и говорит: если вы ищете своего друга, то он сел в машину и уехал по какому-то делу. Пришлось забирать багаж обратно. И такое повторялось еще раза три, не меньше». Уехав из Жакмеля, они сняли бунгало на берегу океана у одной американки, которая не требовала немедленной оплаты. По-видимому, жили у нее в основном агенты ЦРУ и другая публика, которой было что скрывать. Через месяц сняли другой дом. Джим приводил местных ребятишек показать им, каково это – спать на настоящей кровати; Эстер гуляла и болтала с хозяином, пока тот пас свою корову, а еще висела на телефоне: обзванивала друзей, где бы те ни находились, звонила отцу, бывшему бойфренду Норберту и в агентство Джима FBI – собирала деньги, чтобы расплатиться с долгами и купить новый билет на самолет. Джим тем временем либо пускался в очередную идиотскую авантюру, либо валялся в ступоре, как безнадежный пропойца, не в состоянии выполнять простейшие действия. Как когда-то Рон во времена Stooges, она начала прятать от него одежду, чтоб он не ушел, пока она спит, – что, впрочем, не всегда его останавливало. Однажды ночью он ускользнул из дома в одной ее юбке; не умея толком водить, тут же разбил арендованную машину и поймал попутку до отеля «Олоффсон»; вскоре кто-то из отеля позвонил Эстер, умоляя забрать Джима обратно.

Следующие несколько дней Эстер не слезала с телефона, смогла одолжить еще денег и наконец доставить Джима домой в Бруклин. Он все еще казался совершенно сумасшедшим. Дольше терпеть было невозможно, и Эстер последовала совету одного приятеля с Гаити, который уверял ее, что они пали жертвой проклятия вуду. Действовала по инструкции: взяла ножницы, подкралась к Джиму, пока он спал, и, сделав несколько аккуратных надрезов, стащила с него желтую майку, которую он постоянно носил на Гаити. А потом сожгла ее вместе со всей остальной одеждой, в которой он ходил на острове, и так заклятие было снято.

Еще ей надо было устроить для Джима настоящее лечение. Дэнни Шугермен сумел разыскать доктора Цукера, который теперь работал в Нортриджском госпитале в Лос-Анджелесе; мать Эрика, Полетт Бенсон, согласилась встретить Джима в аэропорту и отвезти в больницу. Больше всего Эстер боялась, что Джима, который в прямом смысле слова бредил, снимут с рейса; безопаснее всего было лететь первым классом. В конце концов она купила билет по чужой кредитке, усадила Джима в самолет и велела во время полета спать и, во всяком случае, держать язык за зубами. Проводив самолет, вернулась в Бруклин – ждать.

В Нортридже Джим провел несколько недель. Он как будто вернулся в 1974 год, и снова целая неделя ушла на то, чтобы вывести из организма адский наркотический коктейль, – только потом начались беседы с Мюрреем Цукером, который восхищался своим пациентом, но неустанно работал над психологическими проблемами, толкавшими его к саморазрушению. Как и в прошлый раз, Мюррей обнаружил, что в спокойной обстановке, оставив рок-н-ролльные привычки, Джим проявляет себя человеком ранимым, чувствительным, способным к эмпатии. В том же отделении был пациент с миодистрофией Дюшенна – он с трудом передвигал будто распухшие ноги, и было неясно, доживет ли он хотя бы до двадцати. Юноша страдал тяжелой депрессией, а Джим подарил ему свою куртку и тем самым как-то выдернул из пучины. Цукер был в восторге: подарок оказался гораздо эффективнее любого лекарства; Джим просто проявил сострадание, и жизнь юноши (пусть ему и оставалось недолго) совершенно преобразилась. В другой раз один из пациентов в состоянии острого психоза напал на медсестру; Джим бросился на него, повалил и прижал к полу, и медсестра, которая могла серьезно пострадать, была спасена.