Роджер Долтри - Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

Лето 1965 года запомнилось морем работы, несколькими, по большей части конструктивными, разборками и Китом, который неустанно работал над своими познаниями в области бренди. Это было гармоничное лето. Нечасто такое можно о нас услышать. Люди думают, что мы все время ссорились, но это неправда. Большую часть времени мы валяли дурака. В основном мы говорили о музыке и путях нашего развития. Драки и приступы гнева? Большая часть из этого выдумки. Опасность – это часть имиджа. Мы были опасной группой, всегда балансировали на грани, буквально в шаге от мордобоя. Именно этого люди ждали от рок-групп – постоянного разрушительного потенциала. Никому не нужны были группы, участники которых хорошо ладили друг с другом. «Битлз» уже были лучшими друзьями… по крайней мере в ранние годы. И это соответствовало их стилю музыки. Но с нашим стилем это никак не вязалось. Где же драма? Где опасность? Мы все делали по-своему.

Однако кое-что происходило не напоказ. Иногда драки и вспышки гнева были настоящими. Впрочем, обычно это только шло нам на пользу. Конфликты подкидывали дров в наш костер. Но они случались не очень часто, и в остальное время мы замечательно проводили время. Достаточно взглянуть на фотографии: мы валяли дурака и веселились. Иногда, конечно, мы хмурились на фото, но это всего лишь показывало наше отношение к камерам. В июне 1965 года в «Melody Maker» написали: «Есть на свете группа, которая постоянно находится на грани развала. Всем известно, что речь идет о The Who».

Этой группой и правда были The Who. Мы стояли на краю. Мы были на грани. А потом мы отправились в наше первое европейское турне, и все развалилось. Вполне возможно, что вы слышали историю о том, как меня исключили из группы. Из моей собственной группы. Некоторые люди рассказывали эту историю раньше, но сейчас вы услышите мою версию, и это правда, клянусь своей жизнью. Нет, лучше поклянусь жизнью Пита, потому что пятьдесят лет – это приличный срок и есть небольшая вероятность, что я могу кое-что перепутать.

Итак, мы были в европейском турне, и все шло наперекосяк. Какие-то проблемы случались не по вине группы, но в некоторых все же виноваты были только мы и никто другой. В начале месяца кто-то украл фургон со всем нашим оборудованием, который мы оставили снаружи приюта для животных «Battersea Dogs Home», что было иронично, так как наш роуди Сай поехал туда в поисках немецкой овчарки, чтобы укрепить безопасность нашего фургона. Оборудование, с которым мы в тот раз должны были отправиться в турне, то и дело выходило из строя, даже когда Пит и Кит не разбивали его.

Первый концерт в Голландии прошел хорошо, но где-то между Голландией и Данией парни раздобыли целый мешок «алых сердечек» (наркотические таблетки дексамила в форме сердца. – Прим. пер. ). Выступление пошло насмарку. Темп становился все быстрее и быстрее. Напрочь отсутствовал контроль. Царил полнейший беспорядок.

Мы приехали в Данию, в Орхус в воскресенье 26 сентября 1965 года. Зал был наполнен пятью тысячами взбешенных датских фермеров. Группа была в середине второй песни, когда толпа слетела с катушек. Люди начали ломать стулья, полетели бутылки, концерт превратился в полномасштабный бунт. Это было второе самое короткое шоу в нашей карьере.

Наутро новость о нашем концерте облетела газеты, но мы уже отправились на следующее шоу в Ольборг. Именно там все окончательно развалилось. Возможно, всему виной сочетание наркотиков, которые ребята принимали, и взвинченных нервов, но шоу оказалось полной лажей. Я отчаянно пытался донести до слушателей текст и напрягал голосовые связки, но ребята просто играли громче и быстрее. Это была какофония, и так больше не могло продолжаться.

Музыкальная группа с таким большим талантом собственноручно спускала его прямо в унитаз. Поэтому я решил спустить в унитаз кое-что другое. Пока группа разносила сцену в конце «My Generation», я выбежал за кулисы прямо к чемодану Кита в гримерной. Я решил покончить с этим раз и навсегда. Потребовалось пять секунд, чтобы отыскать его заначку, этот большой пакет, полный таблеток. Амфетамины, «алые сердечки» – чего там только не было. И я просто спустил всю чертову партию прямо в унитаз. Конечно, Кит вышел за кулисы прямо вслед за мной, желая принять еще одну таблетку. И тут он поднял крик: «Где они? Что, черт возьми, с ними случилось?» И я сказал ему, что спустил их в унитаз.

Это разозлило его, и он врезал мне своим бубном. Полагаю, мне повезло, что это единственное, что было у него под рукой. Разъяренный Кит обрушился со своей перкуссионной атакой, а я дал ему отпор. Это был не самый страшный бой, но все же это был бой, и я поставил в нем точку. На следующий день мы улетели домой. Меня вызвали в кабинет Кита Ламберта и сообщили, что я больше не являюсь частью The Who.

Долгое время между нами царила ситуация «трое против одного», и это не имело никакого отношения к деньгам, но вплотную было связано с изобилием наркотиков. С тех пор, как они подсели на амфетамины, наши пути начали расходиться. Я пару раз пробовал «алые сердечки», но они на меня не действовали – единственный эффект от употребления заключался в том, что я кусал свою губу на протяжении пары часов. Из-за таблеток у меня першило в горле, и я не мог петь. Гитаристу наплевать, если у него пересохло в горле – он просто нальет себе больше выпивки, что и делал Пит. Но я не мог петь на таблетках. Так что это было логичное решение. Либо я собирался быть хорошим вокалистом и внимательно относиться к тому, что мы делаем на сцене, поскольку это была моя жизнь и я не хотел ее бросать. Или я мог завязать со всем в ту же минуту. Я знал, какой суровой была чертова конкуренция. В то время существовало немало замечательных, попросту фантастических групп, которые потерпели фиаско. У меня не было желания пополнять этот список, поэтому я предоставил эту честь троим своим товарищам.

Я наблюдал, как многие из моих друзей превращались в обезумевших торчков. Поначалу в такой компании царит дружеская атмосфера, но потом один за другим они отлучаются в туалет, и вдруг в какой-то момент оказывается, что вы сидите с абсолютно незнакомыми людьми. Словно вы оказались на совершенно другой вечеринке. Как много раз в моей жизни мне приходилось быть жестоким с людьми, которые подсели на наркотики. Те, с кем я обходился сурово, все еще живы. Те же, с кем я был недостаточно крут, не справлялись. Я часто размышляю об этом. Это то, о чем я думаю, когда мы выступаем сегодня. Нас осталось двое. Но я был в меньшинстве не только в группе, но и во всем проклятом Лондоне.

Все в Сохо сидели на этих таблетках. Было две очереди: одна за билетами, другая – за наркотиками. Да, настолько это было открыто (и остается до сих пор). Когда в ситуацию вмешались власти и начали штрафовать дилеров, те просто переключились на другие таблетки: «французский блюз», «дексы», «черные бомбардировщики». Вещества становились все забористее. Неудивительно, что Кит, мальчик, сразивший нас своим первым исполнением «Дорожного бегуна», больше не мог держать ритм. Я сразу понял, что стал врагом. Рок-н-ролл превратился в соревнование: кто примет больше наркотиков, перед тем как откинуть копыта. А я шел против течения. С точки зрения ребят это было вторжением в их жизнь. Они хотели быть свободными, а я портил им все веселье. И вот мы уже возвращаемся домой по отдельности, а потом меня и вовсе вышвырнули вон.