Роджер Долтри - Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

«Daddy Rolling Stone», «Motoring», «Jump Back». Ноль реакции. Мы прибавили газу. Неужели это провал? Неужели мы так и покинем сцену в полной тишине? Это продолжалось в течение всего сорокапятиминутного сета, а затем, как только мы закончили самую зловещую, агрессивную, дикую версию «Anyway, Anyhow, Anywhere», публика будто с катушек слетела. Наш первый концерт за границей обернулся успехом. О нас написали в местном музыкальном журнале: «Аудитория поняла, что зарождается новый стиль рока». Впрочем, я не уверен, что это было правдой и у зрителей действительно возникли столь философские мысли. Их всего-навсего как следует встряхнуло.

Конечно, у Кита не было денег, чтобы отвезти нас обратно, но он прекрасно говорил по-французски и своим языком проложил нам путь домой. Или он одолжил деньги у Криса Парментера, A&R-менеджера из Fontana Records. Кит был мастером развода. Он использовал свой аристократический акцент и свой адрес в Белгравии (один из самых фешенебельных районов Лондона. – Прим. пер. ), чтобы открывать всевозможные лазейки для превышения кредитного лимита. У него были карты в Harrods и Christopher Wine Company и счета в нескольких банках, все в минусе.

Когда дело становилось совсем худо, он наведывался в казино с чековой книжкой. В случае выигрыша у него появлялось достаточно денег, чтобы расплатиться с судебными приставами, а если он проигрывал, то чек все равно не был действительным. Он был игроком, но с помощью своего красноречия мог выпутаться из любой ситуации. Благодаря чему мы и вернулись из Франции. Но по возвращении домой его выселили с Итон-плейс. Для нас это был отчетливый звоночек, что New Action, управляющая компания Кита и Криса, была на мели.

Что касается Пита, то у него дела шли в гору. Он сидел в своей квартире в Белгравии, весь в заботах о готовящемся альбоме, и слушал оперу, дистанцировавшись от всего. У него были деньги. Он получал авторские отчисления. Выручка с концертов была для него всего лишь карманными деньгами. Это изменило нас. Мы превратились в группу и автора песен. Полагаю, это было неизбежно с самого начала, но у нас не было диктатуры и я никогда не был просто рядовым солдатом. Я все еще компоную наши шоу, выбираю порядок исполнения песен. У меня есть чутье относительно того, в какой именно последовательности их нужно играть, чтобы ощущения от нашей музыки заискрились в теле зрителя. Если поместить песни не в том месте, можно не достичь этого эффекта, а мы такого себе никогда не позволяли. На первых порах мы обходились без сет-листа. Я просто выкрикивал названия песен, и ребята начинали играть. В разгаре выступления я чувствовал, какая композиция должна следовать за той, что мы играли. Я углублялся в свое сознание, анализировал свои чувства и решал, как можно было бы перенести эти чувства и эмоции на другой уровень, не разрывая связи. Такой подход совершенно отличался от того, чтобы просто лабать хиты один за другим.

Многие группы распадаются из-за отсутствия баланса. Или, что еще хуже, они оказываются в суде, споря из-за того, кто, что и когда написал. Это не имело для меня большого значения. За эти годы я, конечно, иногда беспокоился, но не о деньгах, а о признании. Я сделал свой вклад, понимая, что именно привнес в группу, поэтому было тяжело читать критику моего вокала в прессе. Но такова жизнь. Зачем тратить время на волнения? Вместо этого я просто смирился.

Я принял осознанное решение, что если моя работа будет заключаться в исполнении песен Пита и если песни Пита будут гениальны (такими они и являются), то я буду доволен своей судьбой, большое спасибо. Я все делал так, как он хотел. Конечно, если мне что-то не нравилось, я прямо сообщал ему об этом. Я никогда не сдерживался, и разговоры были непростыми, потому что, как и большинство писателей, он ревностно защищал свое детище. Но это напряжение тоже было нужным и важным. Оно тоже сделало нас теми, кто мы есть. Оно никогда не было разрушительным. И, что бы ни случилось, я знал, что мы никогда не расстанемся из-за денег. Пит был в своей квартире в Белгравии, а я все еще жил в фургоне с Клео. Честно говоря, я был счастлив. Я жил этой мечтой на колесах.

Тем летом мы просто работали. Работали не покладая рук, вкалывали как проклятые. В 1965 году мы отыграли 236 концертов. Мы обходились тремя-четырьмя часами сна в сутки. Шоу, сон, дорога, шоу, сон, дорога. Я думаю, что я перенес это лучше, чем остальные ребята, потому что они все еще ютились на заднем сидении «жука» Кита. Но затем, в какой-то момент Пит купил «Линкольн Континенталь», а Кит и Джон обзавелись «Бентли». Вдобавок они наняли шоферов, потому что никто из них не умел водить. Пит, паренек из Альпертона, проживал свою собственную версию пьесы «Пигмалион». Он был Элайзой Дулитл, а Кит был профессором Хиггинсом.

Иногда мы ходили в китайский ресторан под названием «Дом лотоса» на Эджвер-роуд. Кит заявлялся туда без гроша, мы все ели и пили от души, а под конец вечера он подписывал скатерть. В те дни это был приемлемый тендер, и ему это сходило с рук. Большинство людей могут провернуть этот трюк один или два раза, но Кит делал это большую часть шестидесятых. Он вытворял такое с чеками и с контрактами. Увидев однажды в 1966 году выступление одного начинающего гитариста, он пригласил его менеджера на ужин в «Лотос». Менеджером был Чес Чендлер, а гитаристом – Джими Хендрикс, и к концу вечера Джими заключил контракт с Китом прямо на скатерти.

В этом весь Кит. Люди восхищались им. Он производил впечатление порядочного, заслуживающего доверия члена общества. Кит Мун не просто восхищался своим тезкой. Он превратился в него. Прошло около шести недель с момента их первой встречи. После этого Кит Мун мог идеально изобразить Кита Ламберта. Все его манеры, все до мелочей. Было ощущение, что ты сидишь не с Китом Муном, а с Китом Ламбертом. Он подражал ему забавы ради, но это быстро переросло в нечто большее. Все эти его фразы: «Мой дорогой мальчик». Он не говорил вычурно и с сарказмом, он действительно решил стать членом высшего общества. Он купил «Бентли» и обзавелся гардеробом. Он стал поклонником изысканных вин и бренди. Эти долгие ночи в «Доме лотоса» были для него как мастер-классы. Кит с Китом дегустировали весь ассортимент отборного вина, сверяясь с впечатлениями друг друга, прежде чем Кит Ламберт оставлял свою подпись на скатерти.

Люди часто заблуждаются в отношении Кита, считая его обычным пьяницей. Но он был настоящим знатоком выпивки. Когда мы снимали «Томми» в 1970-х, я помню, как он зашел в бар в отеле Портсмута и попросил сделать коктейль с бренди «Rémy Martin». Бармен возразил, что не имеет значения, какой бренди Кит собирался использовать, если он смешает его с чем-нибудь еще. Он просто не почувствует разницы. Но Кит решил поспорить. Он велел ему выстроить в ряд все бренди на полке и добавить к ним имбирь. «Если я угадаю, какой из них «Rémy Martin», – сказал он, – то вы всю ночь напролет будете угощать напитками меня и моих друзей. Если я ошибусь, вы можете забрать мою машину». Бармен согласился. Кит шел вдоль бокалов бренди, словно находился в винном погребе в Бордо. Чутье его не подвело – он сделал правильный выбор.