Роджер Долтри - Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

Эта песня идеально все описала. В ней чувствовались и глубокие думы, и почти что тоска. Мы пережили несколько мучительных лет, но наша музыка все еще жива. Она еще тлеет. Мы начали восстанавливаться. Сегодня наши дела обстоят куда лучше: мы закрываем концерты исполнением «Pinball Wizard», «See Me, Feel Me», «Baba O’Riley» и «Won’t Get Fooled Again» – заканчиваем на ура. Но тогда казалось правильным завершать концерты на более интимной ноте.

Несмотря на минимальную раскрутку, турне окупилось. Представьте себе, это был тур, в котором мы не потеряли деньги. Это был также первый раз, когда мы транслировали концерты в Интернете. Какой прогресс! Хотя, оглядываясь назад, это, вероятно, было началом конца финансовой жизнеспособности музыкальной индустрии. Интернет мог сделать музыку, особенно новую музыку, более доступной, но вместе с тем появились сайты для обмена музыкой – крупнейшие воришки в истории музыки. Все, что Интернет сделал для большинства музыкантов, это лишил их дохода. Я не против, если вы распространяете нашу музыку бесплатно, покуда мне на счет будут поступать деньги. Но это так не работает. Возможно, однажды это и произойдет, но не сегодня. В сегодняшних реалиях новичкам очень сложно раскрутиться в этом бизнесе. Мы думали, что в шестидесятые годы нам приходилось тяжко, но по крайней мере нам платили… иногда.

Во всяком случае тур был отличным. До такой степени отличным, что на следующий год мы решили снова отправиться в путь и опять гастролировали по Америке. В 2007 году мы удостоились мемориальной таблички в Лидсе. В 2008 году мы получили награду Центра Кеннеди, традиционно присуждаемую за пожизненный вклад в американскую культуру посредством исполнительного искусства. Мы были первой рок-группой, удостоившейся этой награды, и мы были британцами. Если подумать, это было логическим завершением круга. Мы росли в послевоенном аскетизме, черпали вдохновение в американских группах, в ритме и блюзе. Наш протест происходил из протеста чернокожих в Америке. Теперь мы были в Белом доме и оттягивались с руководством. Мы стали важными шишками, ВИП-персонами. Получить признание в Америке было ни с чем не сравнимым удовольствием. Теперь мы могли бы успокоиться и все бросить, но вместо этого мы продолжили играть.

Меня часто спрашивают, на что был похож тот или иной концерт. Как это было на «Вудстоке»? В «Уэмбли»? В Railway Hotel в 1965 году? Как я уже признался, мне бывает трудно ответить. Простирается толпа до задней стены паба или уходит за горизонт, как на фестивале, для меня это не имеет большого значения. Я не отношусь к ситуации по-другому, даже если меняется ландшафт. Но если что и осталось у меня в памяти, так это шоу во время перерыва на Супербоуле в феврале 2010 года. Вам дается пара минут, чтобы возвести сцену в центре поля. Затем у вас есть двенадцать минут, чтобы разнести к чертям стадион, а после еще минута или две, чтобы убраться подобру-поздорову. Это полнейшее безумие. Перед любым другим концертом у команды есть пара дней, чтобы все подготовить, проверить звук и убедиться, что все подключено как надо. На Супербоуле, если один из проводов подключен в неправильное гнездо, то вы облажаетесь перед семьюдесятью четырьмя тысячами футбольных фанатов на стадионе и еще сотней миллионов телезрителей, которые сидят дома на своих диванах. (На всякий случай записывается фонограмма, и я по сей день не знаю, пел ли я тогда живьем или под фонограмму, потому что я никогда ее не слушал.)

Так что репетировали мы до упаду. Когда нас пригласили, мне очень понравилась идея посетить Майами в феврале. Приятно немного погреться на солнышке. Но, разумеется, это была самая холодная зима за последние годы. Всю неделю было чертовски холодно и шел дождь. Мы репетировали, репетировали и репетировали в гигантском ангаре с сотней добровольцев, пока они не довели сборку круговой сцены до автоматизма. Сам день начался довольно гламурно – с полицейского сопровождения на стадион Sun Life. А потом нас затолкали в вонючую раздевалку команды «Нью-Орлеан Сэйнтс», где мы просидели первую половину игры. За пять минут до выхода пришлось ждать в тоннеле. Игроки сломя голову бегут на выход, волонтеры бегут на поле, а я в этот момент пытаюсь все замедлить. Джон МакВикар сказал мне, что, прежде чем ограбить банк, он сидит в машине, повторяя про себя снова и снова: «Возьми себя в руки, возьми себя в руки». Потому что иначе можно струсить. Я не собирался грабить банк, но выход на сцену Супербоула заставлял сердце колотиться ничуть не меньше. Я не нервничал – это просто процесс замедления. Люди не понимают (или я надеюсь, что не понимают), какое интенсивное взаимодействие происходит в самом начале концерта – координация между тобой и другими участниками группы, звукорежиссером, парнем, который отвечает за внутриканальные наушники. Это очень напряженный момент. Даже во время рядового шоу над концертом работают шестьдесят человек. Если у вас получится замедлиться, то это поможет внести мелкие корректировки, чтобы все получилось как надо. Я ни разу не подумал: «Черт, на меня смотрят миллионы людей». Нет времени для размышлений. Я вышел, спел и ушел за кулисы. Сцена была тут же демонтирована, а «Нью-Орлеан Сэйнтс» тогда одержали победу.

Турне Quadrophenia 2012–13 годов чуть было не сорвалось. А ведь это означало бы, что не состоялся бы и наш юбилейный тур в честь пятидесятилетия группы. В таком случае все бы закончилось, прежде чем мы по-настоящему вернулись к радости от возможности снова выступать в группе. Последние пять лет были сплошным удовольствием: с группой все было прекрасно, семейная жизнь была великолепна. Я проводил время со своими внуками – возможно, даже больше времени, чем я проводил со своими собственными дочерьми.

В 2011-м я исполнял Tommy в Альберт-холле со своей группой. Как я уже говорил, каждую весну мне нужно организовывать по шесть-семь концертов для Teenage Cancer Trust. Прошу заметить, и так каждый год. Неплохой вызов, да? Кто бывает свободен весной? Кто уехал в тур? Кто сможет выкроить денек, чтобы выступить в Альберт-холле? В тот год после усиленных поисков мне все равно оставалось завербовать еще одного артиста. Никто не соглашался, и я решил поучаствовать сам. К моему удивлению, все билеты были распроданы. Я не кокетничаю. Выступали не The Who, а я один – без Пита, без Зака, но люди все равно хотели прийти послушать меня. Концерт тогда получился просто потрясающим.