Роджер Долтри - Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

В 1968 году The Who выступали в «Голливуд-боул», и на афишах наше имя стояло рядом с The Everly Brothers. Я не мог дождаться встречи с ними. Все эти годы мы пели их песни, и вот теперь нам предстояло выступить с ними на одном концерте. Это стало бы большим событием в моей жизни… Я мог бы даже рассказать им о парикмахерском квартете, который мы устраивали в жестяном сарае Южного Актона. Но, увы, этого не произошло. Мы отыграли свою программу, Кит и вся его барабанная установка улетела в «ров» между сценой и аудиторией, а Бобби Придден, наш звукорежиссер, выпустил несколько военных дымовых шашек во время «My Generation». Когда пыль осела, мы услышали вой сирен. Мы подняли на уши половину пожарной охраны Лос-Анджелеса, которая приехала с внушительным подкреплением полиции. Бобби отвезли в тюрьму и отпустили только после того, как прочитали ему длинную лекцию об опасности пожаров в засушливых районах. Остальных отправили паковать чемоданы. Выступления The Everly Brothers я так и не увидел. Мне даже не удалось встретить их за кулисами.

В начале 1960-х сама идея выступить на одной сцене с The Everly Brothers звучала безумно. Но мне нравились наши экспромтные концерты на фабрике. Это нельзя было назвать рок-н-роллом, но у нас был довольно неплохой ритм благодаря импровизированным барабанам из молотков, прессов и гильотин. Печально, что сегодня больше никто не поет. В былые времена пели все и всюду. Вы могли идти по дороге и слышали, как поют на стройках, дорожных работах, в гаражах – везде. Когда ты поешь, ты счастлив. Пение меняет ваш мозг – оно снижает кортизол и увеличивает уровень эндорфинов и окситоцина. Некоторые люди принимают наркотики, чтобы добиться такого же эффекта. Почему бы вместо этого просто немного не попеть? А петь в компании еще лучше. Ученые, а не музыканты, обнаружили, что наши сердечные ритмы синхронизируются, когда мы поем вместе. Не обязательно даже быть хорошим певцом. Не верите мне? Тогда я отсылаю вас к известному докладу Шеффилдского университета 2005 года: «Влияние группового пения и выступлений на людей из маргинальной среды и представителей среднего класса».

«Эмоциональные эффекты участия в групповом пении одинаковы, независимо от уровня подготовки или социально-экономического статуса, – говорится в этом исследовании, но это еще не самое интересное… – Однако межличностные и когнитивные компоненты пения в хоре имеют разные значения для людей из маргинальной среды и среднего класса. В то время как маргинальные люди, по всей видимости, полноценно испытывают каждый аспект хорового пения, певцы из среднего класса сосредоточены только на социальном аспекте музыкального опыта». Я думаю, будет справедливо сказать, что наша веселая группа ветеранов и юных сорванцов больше вписывалась в категорию «маргиналов». Разумеется, мы не были выходцами из среднего класса. Таким образом, угнетенные массы получали больше пользы, чем зазнайки, которые остались в Актонской школе.

Последний раз я слышал, как кто-то поет на работе, когда был на Майорке пару лет назад. Я шел вверх по горе, чтобы немного размяться. На полпути я прошел мимо фургона строителя, возле которого пара испанских парней разгружали мешки с цементом. Это был ужасно жаркий день конца августа, и один из рабочих выглядел ужасно взбешенным из-за своей тяжкой доли, но он кивнул на мое приветствие, когда я проходил мимо. Немного позже, когда я спускался с горы, они выгружали последние мешки с цементом, а тот парень, что выглядел взбешенным, стал намного радостнее. Затем он сделал глубокий вдох и начал петь наш сингл 1970 года «Substitute».

«Я родился с пластиковой ложкой во рту, – пел он с сильным испанским акцентом. – Северная сторона моего города была обращена на восток, а восточная – на юг… ля-ля-ля». Я покатился со смеху, когда услышал его. Это было просто великолепно. Парень в свою очередь тоже засмеялся. Я уверен, что после этого он почувствовал себя намного лучше.

Как вы помните, я торчал в сарае не только ради пения. Я был там ради гитары номер три. Я был нацелен на «Fender», или на что-то похожее, или даже не очень похожее. Я слышал, как Бадди Холли играет на «Fender», и даже на нашем маленьком черно-белом телевизоре звук, который она издавала на песне «That’ll Be The Day», был просто потрясающим. Конечно, я не мог себе позволить «Fender» – цена была астрономической. Такая гитара стоила больше, чем крыло самолета. Только Бадди Холли она была по карману. Я решил сделать гитару сам. Однажды днем, приготовив чай, раздав бутерброды, отшлифовав шкафы, я закончил смену и поехал на метро на Чаринг-Кросс-роуд, чтобы воочию увидеть «Fender Stratocaster», который висел в витрине музыкального магазина. Как же здорово Лео Фендер все продумал… Он сделал углубление на задней части гитары, чтобы она органично сидела на бедре музыканта, словно сшитый на заказ костюм. Я осознал это, рассматривая гитару через витрину. Сделав все нужные измерения, я помчался домой. Я купил два куска красного дерева, и теперь, когда в моем распоряжении были ручные пилы и тиски, я мог соединить два этих куска вместе. У меня также был друг, который работал в мастерской Burns Guitars на Актон-Лейн, и с горем пополам некоторые из звукоснимателей и других гитарных запчастей перебрались из его сарая в мой сарай. Довольно сложно объяснить наличие деревянной стружки на полу фабрики по производству листового металла, но никто не задавал мне лишних вопросов.

Через неделю у меня появился собственный ярко-красный «Fender». Он был на голову выше моей запатентованной складной фанерной гитары, но в конструкции все еще присутствовал один серьезный недостаток. Когда я измерял гитару, то не учел, что стекло витрины все немного увеличивало. Мой «Fender» был чуть больше, чем «Fender» Бадди Холли. Из-за этой небольшой разницы моя гитара весила целую тонну. Звучала она тоже не как «Fender», но тем не менее звук был неплохой. Одним прекрасным вечером в 1957 году, когда я пел «Heartbreak Hotel» в местном молодежном клубе, после выступления со мной захотела поболтать компания ребят. Пение как по волшебству окружало тебя друзьями, и некоторые из этих друзей хотели сколотить свою группу. Если вас интересуют судьбоносные моменты, маленькие события, которые направили мою жизнь в определенное русло, то, вероятно, это был один из них. Меня осенило: петь это весело, музыка помогает заводить друзей, я хочу быть в группе. Гарри Уилсон, который был моим лучшим другом с первых дней в начальной школе, стал барабанщиком. Здоровяк Реджи Чаплин вызвался играть на бас-корыте (струнный инструмент, используемый в американской народной музыке, в котором в качестве резонатора выступает металлическое корыто. – Прим. пер. ). Ян Муди играл… не могу вспомнить, на чем он играл. Может быть, на стиральной доске? Его основной работой было просто стоять с нами и выглядеть круто. Он был лицом всего района – и это давало преимущество нашей группе. Уже тогда имидж играл огромную роль. Поэтому он стоял с нами и выглядел круто, лабая на кухонном оборудовании, которое он позаимствовал в доме своих родителей. Его старший брат был королем всех пижонов в Шепердс-Буш, и Ян донашивал его одежду. Когда он вырастал из нее, эти обноски получал я.