Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Кубинца приютила Зонтаг. «Сьюзен без лишней помпы сказала: «Приезжай и живи у меня». Падилья прожил у нее полгода, по утверждению Силверса. «Мне кажется, что это был один из самых благородных и бескорыстных ее поступков» [1084].

После этого Зонтаг неоднократно повторяла подобные щедрые жесты. Однажды в 1980-м она вместе с группой, в которую входили Джойс Кэрол Оутс и Джон Эшбери, посетила Польшу, где познакомилась с молодым польским писателем Ярославом Андерсом. Зонтаг поразила воображение этого поляка. «Как уверенно, смело и иногда безрассудно, но без тени сомнения она выражала свои взгляды. Мне это очень, очень понравилось, показалось очень свободным. Это был поистине свободный ум». Андерс констатировал, что Зонтаг была готова понять ситуацию в Польше.

«ОНА УЖЕ БЫЛА ЗНАКОМА С БРОДСКИМ И МИЛОШЕМ, КОТОРЫЕ НА НЕЕ ПОВЛИЯЛИ, – ВСПОМИНАЛ ОН. – ОНА УЖЕ БЫЛА НЕ ТОЙ СЬЮЗЕН, КОТОРАЯ НАПИСАЛА «ПОЕЗДКУ В ХАНОЙ» [1085].

Зонтаг помогла Андерсу приехать в США. В конце 1981-го он жил в ее квартире на 17-й улице, и утром 31 декабря она разбудила его и показала заголовок газеты с надписью: «В Польше объявлено военное положение». Это было событие, экстремальное даже для соцстраны, и произошло оно после того, как в конце 1978-го Кароль Войтыла стал папой римским Иоанном Павлом II. Сьюзен была в Польше в апреле 1980-го, в сентябре на верфях в Гданьске появился профсоюз «Солидарность». После этого польская церковь стала активнее выступать против коммунизма, а так как практически все поляки были верующими, то коммунисты больше не могли утверждать, что представляют большинство.

После этого Андерс потерял работу и не мог общаться с женой и маленькой дочкой, которые остались в Польше. Сьюзен поддерживала польского писателя. «Я попал в нетипичную ситуацию для иммигранта-интеллектуала, которому приходится водить такси», – говорил Андерс. При содействии Зонтаг он стал работать в институте гуманитарных наук, «начал писать на английском в The New York Review of Books». В феврале 1982-го в здании муниципалитета состоялось собрание левых интеллектуалов в поддержку «Солидарности».

«Атмосфера, начиная с неисправного кинопроектора, кончая массой людей на подиуме и бородатым председателем, была, все всякого сомнения, самой левой» [1086], – писал Кристофер Хитченс. Во время президентства Рейгана левые были деморализованы, хотя продолжали придерживаться сложившихся в их среде формальностей и, как и прежде, приравнивать что-то негативное в коммунизме с каким-нибудь недостатком в капиталистическом мире. Во время встречи произошла словесная перепалка между Бродским и активистом Ральфом Шоенманом:

«Вас пригласили выступить, потому что мы ценим вашу поддержку польских писателей, но мы не хотим выслушивать ваши лицемерные речи, которые здесь совсем не к месту. Защищая «Солидарность», мы защищаем социализм от тех, кто его очерняет и извращает. Мы не хотим, чтобы Рейган выступал за права польских рабочих», – говорил Шоенман.

«А что плохого в том, что американское правительство выступит за права польских рабочих?» – спросил Бродский.

«Все это пропаганда Рейгана и Хэйга, – [отвечал Шоенман], – тогда все будет, как с турецким премьер-министром Бюлент Улусу, который по настоянию США ввел в стране военное положение, ограничил деятельность профсоюзов и посадил без суда в тюрьму тысячи людей. Если вас устраивает такая компания, то нас – нет» [1087].

Сьюзен поднялась со своего места:

«Представьте себе, что кто-то в период между 1950 и 1970 годами читал только Reader’s Digest, и другого человека, который в тот же период читал только The Nation или The New Statesman. Какой из этих читателей будет лучше информирован о реальностях коммунизма? Ответ может нам не понравиться. Может быть, наши враги правы?»

Потом Сьюзен обвинила аудиторию, в которой сидели Гор Видал, Аллен Гинсберг, Эдгар Лоренс Доктороу, Пит Сигер и Курт Воннегут (спевший польскую песенку на мотив Are You from Dixie?) в том, что они глупее читателей Reader’s Digest, после чего посыпала эту рану солью:

«Коммунизм – это фашизм, успешный фашизм, если угодно. То, что мы называли фашизмом, является формой тирании, которую можно свергнуть и которая в целом провалилась и дискредитирована.

Я повторюсь: фашизм (и военная диктатура) является не только возможным вариантом развития коммунистических обществ, в особенности тогда, когда массы бунтуют, но коммунизм является самым успешным вариантом фашизма с человеческим лицом» [1088].

Аудитория была недовольна, после этого многие члены Семьи напечатали свои «ответы» и «опровержения». Давид отреагировал на ответ Ричарда Грейниера в New Republic, вызвав его на дуэль [1089].

По поводу, как выразилась Зонтаг, лица было много шуток. «Мне было бы очень неприятно, чтобы из Зонтаг, одного из лучших людей, поддерживавших левых, делали карикатуру в виде Нормана Подгореца с человеческим лицом» [1090], – писал редактор Филип Почода. (Подгорец перестал быть левым и начал громогласно поддерживать Рейгана.) Сэр Исайя Берлин ответил самым ироничным комментарием. «Я согласен, – сказал он Сьюзен, – но вот насчет лица не совсем уверен» [1091].

«На нее нападали и слева, и справа, – говорил Андерс. – Я был за нее. Ее все это очень расстроило. Ее все это лично задело». Однако возражения касались больше тона Зонтаг, чем чего-либо другого. О связи коммунизма и фашизма говорили начиная с 1930-х годов, причем зачастую те же люди, что тогда присутствовали в комнате. Люди (опять же многие из тех, кто присутствовал на собрании) в течение многих лет пытались донести до нее правду о коммунизме, а также то, что он был очень далек от демократических и социалистических убеждений, которые были близки их сердцу. «У нее был очень сентиментальный настрой по поводу коммунизма в тот период времени, когда в коммунистических странах мучили, убивали и морили голодом» [1092], – говорила Ева Коллиш, которая раньше была троцкистом. Боб Силверс вторил:

«Она была человеком, у которого не было постоянного мнения по поводу чего бы то ни было, она постоянно менялась. Это прослеживалось и в отношении разных женщин (ее любовниц), и в отношении Америки, коммунизма, Эберто (Падилья)… а потом она написала книгу об актрисе, которая подражает[«В Америке», вышла в 1999 г.]» [1093].

Ее друзья были недовольны тем, что Сьюзен проецирует свои недостатки на других людей. Эту характеристику отмечал Эдмунд Уайт в «зашифрованном» романе:

«Складывалось впечатление, что Матильда проводила много времени за размышлениями о моральных аспектах действий других людей. В теоретическом смысле она была хорошо подкована, в ней присутствовал мощный, но наивный эгоизм, и ее моралистические изыскания неизбежно приводили к осуждению врагов, оправданию друзей и выставлению себе самой лучших этических оценок» [1094].