Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

В конце 1986-го, спустя пару недель после выхода рассказа Зонтаг, журналисту Vanity Fair Майклу Шнаерсену дали задание написать про СПИД. «Складывалось ощущение, словно я писал о войне-невидимке, происходившей в Нью-Йорке». Журналист был гетеросексуалом, но жил на Бедфорд-стрит, в центре района геев в Гринвич-Виллидж. «Даже в этом районе я почти ничего не слышал про СПИД, – говорил он, – читатели Vanity Fair тоже не особо были знакомы с этой болезнью, и, скорее всего, ее не замечали многие жители Нью-Йорка» [1160].

Для статьи журналист взял интервью у Зонтаг о том, как СПИД влияет на мир искусства. Тема была противоречивой. «Присутствовал политический риск, – говорил Майкл, – мы исходили из предположения, что людей в сфере искусства умирало непропорционально много, и было бы политически некорректно утверждать, что в арт-мире больше геев, а также и то, что геи чаще заражались СПИДом, чем гетеросексуалы». Спустя шесть лет после обнаружения «рака геев» в основных СМИ о нем мало писали. «Это была одна из первых статей об эпидемии в крупном издании», первая, в которой все называли своими именами.

Замалчивание темы означало, что жертвы болезни были невидимыми. Редакторы позаимствовали чудесную идею, использованную в журнале Life в 1969 году во время войны во Вьетнаме. Главная история номера называлась «Лица американцев, убитых во Вьетнаме», и в журнале были напечатаны фотографии 242 простых американских парней, убитых за одну неделю конфликта. Тактика была простой – показали лица жертв, но эта статья оказала сильное влияние на общественное мнение. «Мы должны остановиться и всмотреться в лица. Недостаточно знать сколько, надо знать, кто именно» [1161].

По причине стыда, окружавшего СПИД, жертвы болезни были невидимыми, словно их не существовало. «Вся гей-культура была в клозете, – говорил журналист Микеланджело Синьориле. Имеется в виду культура тех, кто не знал о том, что Аллен Гинзберг и Гертруда Стайн были лицами нетрадиционной ориентации. – Люди не говорили о сексуальности геев. Старушки были в шоке, узнав, что Либераче был геем» [1162]. Шнаерсен писал, что во время работы над статьей «со словами было проще, вот получить фотографии было труднее».

«Многие не признавались в том, что больны СПИДом, многие не признавались в том, что они геи. Как быть? Все равно печатать фотографию человека на разворот? Надо же было поговорить с родными умерших, с их любовниками, узнать, что они думают. Насколько мне помнится, все истории были разными, и у каждой были свои нюансы. Фотографий было штук 50, может, больше… По сути, мы устраивали умершим каминг-аут. Некоторые были открытыми геями, но далеко не все. И кажется, мы говорили о самом важном, и самым важным было то, чтобы статью напечатали, чтобы люди узнали о проблеме, чтобы правительство обратило внимание на проблему, чтобы начали что-то делать».

К такому же выводу пришла и Рич. Как и в эпоху Вьетнама, политической реакции на СПИД надо было добиваться. Рейган долго игнорировал эпидемию среди геев. Он скрывал все отношение за «звуковыми фрагментами». Это специальный, созданный для Рейгана термин, который, как и многие политики, полагался на самую циничную функцию метафоры, разъединяющую связь языка и реальности. Зонтаг была права в том, что неправильное использование метафоры помогало людям не делать связи между клише и телом. В Life в 60-е и в Vanity Fair в 80-е поняли, что мы должны знать, кто говорит и кто умирает.

РАССКАЗ «КАК МЫ ЖИВЕМ СЕЙЧАС» БЫЛ НАПЕЧАТАН ТОГДА, КОГДА БЫЛО ВАЖНО НАЗЫВАТЬ ВЕЩИ СВОИМИ ИМЕНАМИ.

Рассказ «Как мы живем сейчас» появился в номере New Yorker за 24.11.1986. Спустя шесть дней в Гонолулу открылся Международный кинофестиваль. Сьюзен была членом жюри этого фестиваля и в течение нескольких лет использовала эту возможность для того, чтобы посетить своих родственников. Несмотря на жаркую погоду и возможность смотреть фильмы из Азии и стран Тихого океана, она ненавидела эти визиты. «Это были прекрасные поездки, но для нее это было чистое хоррор-шоу» [1163], – говорил Стив Вассерман.

У Милдред с Нат были постоянные проблемы с деньгами, хотя в целом жизнь на Гавайях им нравилась. Иногда они позволяли себе отправиться в круиз, и у них были друзья, среди которых парикмахер Пол Браун и племянник Ната Джефф Киссел. Джефф учился в колледже на Гавайях и видел Милдред и Ната пять дней в неделю. Нат и Милдред вели весьма активный образ жизни вплоть до 70 лет. В 70 у Милдред начался артрит, и Нату пришлось ухаживать за женой. Только тогда стало окончательно понятно, что Милдред алкоголичка.

«Алкоголь не оказывал на нее отрицательного воздействия, – вспоминал Киссел. – Она никогда не становилась агрессивной. Она просто уходила к себе в спальню. Вечер заканчивался где-то через полтора часа после его начала». Браун соглашался с этим мнением: «Она не была алкоголиком, который становится неряшливым, очевидно пьяным или глупым. Никогда» [1164]. Уход матери в спальню был одним из самых неприятных детских воспоминаний Сьюзен. Ребенок хотел быть с мамой, но та уходила. «Королева отрицания» всегда исчезала, когда ситуация становилась не очень приятной, именно поэтому Сьюзен говорила, что «самое серьезное переживание моей жизни – это переживание безразличия».

У Милдред были свои обожатели, но ее собственные дочери не были в их числе. «Когда моя мать умерла, ее друзья горевали, все говорили, что она была замечательным человеком, такой красавицей», – говорила Джуди.

«Она была очень мила ко всем, за исключением нас. Она была как Сьюзен, в том смысле, что могла надеть маску под отношения с каждым конкретным человеком. Она нас точно «вычислила». Я была самой обычной дочерью. О моей жизни она вообще ни фига не знала. Да и о жизни Сьюзен она тоже ничего не знала» [1165].

Милдред не любила подробностей, не хотела, чтобы ее беспокоили, всю жизнь носила маски и заботилась о своем внешнем виде. Раз в неделю ходила к парикмахеру и по мере приближения конца вела себя стоически. «Я обратил внимание на то, что мне пришлось пару раз помочь ей подняться из кресла, – говорил Пол Браун. – Она приложила ладонь к пояснице. Я спросил: «У вас спина болит?» Она ответила утвердительно: да, болит спина».

Но эта боль не была связана с артритом. Как и многие другие, узнав, что у нее рак, Милдред не осмеливалась произнести вслух этот диагноз. «Она даже словом не обмолвилась», – вспоминала Джуди. Свою любовь к Сьюзен Милдред выразила тем, что приехала встречать дочь в аэропорт. После этого ей было суждено прожить всего несколько дней. Она привезла Сьюзен в Hyatt Regency в Вайкики и только после этого сказала: «Теперь пора в больницу».