Ольга Хорошилова - Мода и гении. Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

Плотоядный мэтр не отказывался от плотских удовольствий. Танцевал в кафешантанах, гудел в ночных клубах, купался в море обнаженных моделей, подбадривал творческий пыл, продолжая, однако, пылко любить супругу, Валентину Мотылеву, с которой вступил в официальный брак в 1924 году.

Предчувствие кино. В кубе, собранном из хлипкой фанеры, пахнет свежим деревом и скипидаром. Лоснятся доски нерешенной еще картины, спорят с фаустовым крылом непреклонного кульмана. Работа еще не начата. Краски капают из пузырьков, истаивают в оливковой взвеси нерешенной еще мастерской. У самого потолка трепещет белый квадратик — мотыльком порхает в смуглеющей мути пространства, словно бы кто-то включил кинокамеру и проецирует в густоту кубической сцены немую любовную драму. Квадратик трещит, и лицо оживает: два уголька черных глаз, челка «гарсон», купидоновы губки. Так дебютировала в живописи Анненкова его любимая старлетка — Генриетта Мавью. Он спроецировал ее фотогеничное личико в 1928-й году из прекрасного немого прошлого, из Парижа десятых. Он помнил эту верткую улыбчивую девчушку, ее дешевые духи и дешевые поцелуи в прохладной тени Люксембургского сада.

Эта небольшая симпатичная картина, «Мастерская с портретом Мавью», — сразу о прошлом и будущем. О первых парижских поцелуях, конечно, но еще и о первом киноопыте Анненкова. В 1922 году для постановки «Бунта машин» по пьесе Алексея Толстого, представленного в БДТ, он придумал революционный прием. Протагонист заканчивал реплику, покидал сцену через зрительный зал. И тут же появлялся на киноэкране: перед фасадом БДТ он бежит, прячется в складках петроградской ночи от преследующих его демонов. Демоны разбегаются в стороны, герой вновь всплывает у здания БДТ, проскальзывает внутрь… и в этот момент экран погасал, на сцене возникал тот же молодой человек. Зал взрывался аплодисментами. Публика обожала такие аттракционы. Через 80 лет похожими трюками будут веселить публику видеоартисты Сэм Тейлор-Джонсон и Билл Виола.

В «Мастерской с портретом Мавью» зашифровано и личное предвидение. В 1934 году Анненков впервые примет участие в кинопроекте — не как малосильный ассистент (которым был в «Фаусте» у Мурнау), а в качестве ответственного и очень важного члена команды. Его назначили художником по костюмам фильма «Московские ночи» Алексея Грановского. Трепещущее личико в оливковой мути превратилось в проект прически и грима.

Юрий Анненков. Ателье художника с портретом Генриетты Мавью.

Вторая половина 1920-х гг. Фото из прессы 1960-х гг. Местоположение оригинала неизвестно

Первыми всамделишными кинозвездами, которых одевал Анненков в «Московских ночах», были Аннабелла, Жермена Дермо, Спинелли, Гарри Баур, Роже Карл, а также певец Тино Росси, который убедительно сыграл голосистого неаполитанца. Кино было задумано для успеха — сценарий напичкали модными «русизмами».

1916 год, златоглавая парчовая Москва. Она — бедная девушка из приличной дворянской семьи, он — лубочный купец Брюков, борода лопатой, любит водку, ест селедку, гоняет чай из самовара. Они помолвлены и скоро поженятся. Но сейчас самый разгар Великой войны. Она идет медсестрой в госпиталь, встречает красиво израненного офицера Игнатова и, конечно, влюбляется. Но Игнатов — аферист, немецкий шпион. Его раскрывают, и только толстосум Брюков может помочь офицеру.

Для этой вампуки Анненков создал более 200 костюмных проектов. Не было ничего проще и ничего приятнее. Он все это помнил, отлично все это знал до петелек, пуговичек, стежочков. Купец Брюков — конечно, в серой поддевке, так понятнее французскому зрителю. Но в некоторых сценах он форсит во фраке с белым жилетом-пике. Русские купцы ведь тоже ходили в нарядах от лучших портных, от Лидваля и Тедески. К фраку придумал замечательную деталь: у крахмального воротника висит орден Святого Станислава 3-й степени — пустячок, звонкая ничевочинка, которым в императорское время брезговали даже канцелярские бумагомараки. Но купцы Станиславов очень любили — за золотых орлов на крестах и пеструю бело-красную ленту. Анненков, конечно, это знал.

Гарри Баур в роли купца Брюкова в фильме «Московские ночи», 1934 г.

Коллекция Ольги Хорошиловой

Он также отлично справился с военной формой — хорошо помнил царский регламент. Сцены фильма переполнены гимнастерками и шароварами, полевыми мундирами и летними кителями. Есть несложная офицерская фурнитура, подкупающе правдоподобная (возможно, настоящая). Есть и офицерский шик — капитан Игнатов щеголяет зализанной стрижкой с аккуратным английским пробором, модным в Первую мировую. Анненков позволил себе даже шутку: один из блистательных офицеров в черной черкеске, лысоватый, полноватый, с седой бородкой клинышком — точь-в-точь генерал от кавалерии Баратов, знатная фигура русской белой эмиграции, знакомец художника.

В тридцатые годы Россия по-прежнему в моде. И проворные режиссеры, убежавшие из Страны Советов, пытаются поймать рассеянное внимание публики, заработать, сделать имя. С Алексеем Грановским соперничают Виктор Туржанский и Федор Оцеп, творцы сусального мифа о златоглавой царской России, тонкие ценители пушкинского слога и любители Достоевского. Они заваливают Анненкова заказами. Художник не отказывал никому. Он создал серию костюмов для «Ностальгии» Виктора Туржанского по мотивам пушкинского «Станционного смотрителя», для него же сочинил эскизы к фильму «Ложь Нины Петровны».

Федор Оцеп предложил участвовать в кинопостановке «Княжна Тараканова». Анненков ликовал — не потому, что любил этот пикантный сюжет или питал нежные чувства к несчастной самозванке. Снимать фильм должны были в Венеции! Этот город был ему родным. Венеция беспокоила душевно и творчески, она часто снилась, ее хотелось писать бесконечно, вдохновенно.

И, пока Оцеп ждал оборудование, пока он настраивал камеры и актрис перед ними, Анненков наслаждался Серениссимой, ее неверным солнцем, обманчивым горизонтом, ее вечно уплывающими контурами и повисшими над бездной улыбчивыми масками выразительных фасадов. И потом было кино. Эскизы екатерининских платьев и парчовых кафтанов обретали пышную фактуру, галунный блеск и шанжановый хруст. Пуфы, туфли, веера, мушки, тонны пудры и помады — все было к услугам Анненкова и его ассистентов.

Привычная, немного даже скучная работа — примерка, укладка, проба макияжа, первые выходы в образе. Но как раз в этом таилась проблема. Анни Верне, старлетка, выбранная на роль Елизаветы Таракановой, ничего не понимала в нюансах исторического этикета, такого же сложного, как и мода барокко. Она не умела двигаться в екатерининских платьях, не знала, какие принимать позы, как кланяться, куда, наконец, деть руки. Парадокс: костюмы готовы, но к ним не готова актриса.