В Морозов - Дети военной поры

Я учусь хорошо. После школы я быстро выучу уроки, и мы помогаем младшим детям. Ходим с ними на экскурсию, катаемся на лыжах. Летом мы сажаем свой огород. Все дети детдома помогают колхозу и работают у себя в детдоме.

Привет всем девочкам из вашего класса. Передай привет своей маме от Оли, Светы, Володи и от меня.

Адрес: Саратовская обл., Красноармейский р-н, с. Высокое, детский дом, Грищенко Дусе.

5 мая 1945 года

Я учусь в 7-м классе, но немножко хромаю по математике. Обещаю вам, что исправлю геометрию с 3 на 4, даже на 5.

Народ у нас здесь истощенный, хлеба дают мало: на рабочие карточки — 500 гр., на служащие — 400 гр. и на иждивенцев и детей по 200 гр. безо всяких прибавок и кондитерских изделий. В столовой дают синенький суп, да для тракторного парка ячменную кашу, и все. Но ничего, у нас сейчас уже весна, везде зелено, цветы и деревья распустились, тугай весь зазеленел. На огородах уже стали сеять овощи — арбузы, дыни, огурцы, редьку, редиску.

Туркм. ССР, Марыйская обл., Иолтанский р-н, совхоз Санди-Качи, Ильиной Алле.

13 июня 1945 года

Я — воспитанница детского дома. Мы живем хорошо, веселимся, играем. Картофель уже весь посадили. Теперь поливаем в огородах. Наша бригада работает ударно. Я вам хочу сообщить о своей жизни. У меня есть две сестры — Маня и Фотя. Моя мама померла, папочка на фронте погиб. Мой брат Федя в Сормове, уже давно нет письма. Привет ото всех девочек — Раи, Розы.

Если я получу письмо от вас, то я вам вышлю платочек. Привет от воспитателей Эльзы Якимовой, Полины Васильевны, Клавдии Ларивоновой, Елены Петровны, тети Шуры. До свидания. С приветом

Павлина Васильевна.

Адрес: Горьк. обл., Коверненский р-н, Хохлома, детдом, Фомичевой.

28 июня 1945 года

Привет из Устья!

Здравствуй, дорогая подруга Адочка! Я пишу тебе письмо, но ты меня не знаешь. Я прочитала в газете твое стихотворение и решила тебе написать. Мне ни от кого письма не ходят, потому что у меня никого нет. Были родные, но теперь не знаю, где они находятся. Меня зовут Галя, фамилия Смирнова, я эвакуирована из БССР из города Могилева и живу в детском доме № 1 уже пятый год. Перешла в 6-й класс. Я думаю, что ты мне напишешь про все. Жду ответа. Галя Смирнова. Вологодская область, Устъ-Кубинский район, пос. Устье, детдом № 1, Смирновой Галине Ивановне.

14 декабря 1945 года

Я такая же девочка, как и ты. Живу я в Верхнем Баскунчаке, который, так же как и Москву, бомбили фашисты. Наша небольшая станция когда-то была красива, а теперь все разбито, разрушено. Но немного стали отстраиваться. Я с 1931 года, учусь в 6-м классе. Нужно бы в 7-м, но мы все не учились один год, помешала бомбежка. Пиши по адресу: Астраханская область, Владимировский р-н, В. Баскунчак, ул. Советская, д. 67, Зелениной Вале.

И последнее письмо. Оно, как и три предыдущих, написано уже после войны. Но в них — ее живой отзвук.

20 марта 1947 года

Мы в детском доме живем хорошо, весело, здоровье у нас хорошее. У меня нет ни папы, ни мамы, только есть сестра и брат. Мне 13 лет, учусь в 4-м классе. Как у вас с учебниками? У нас — ничего. Пиши, с кем ты живешь, сколько тебе лет. Мой адрес: НСО, Коченевский р-н, Ново-Михайловский д/д, Замлетдиновой Юле.

Их разбросало по всей стране, но слово «Родина» все они пишут с большой буквы. Родина оказалась велика не только своими размерами, но и щедростью народного сердца. Детей одевали, учили, даже селили в общежитии, чтобы зимой не приходилось ходить в школу за восемь километров… У всех были чернила и стальное перо — письма ведь написаны! Хотя каждый кусок металла ценился на вес золота. И все же в те годы выпускали не только танки, но и забытые теперь школьные перья № 86. И была у ребят — такая нужная им! — своя, детская газета «Пионерская правда», через которую они слышали голоса друг друга.

Письма в нашу школу приносила в брезентовой сумке от противогаза почтальон тетя Поля — немолодая женщина в растоптанных огромных мужских ботинках. Она шла к школе от Белорусского вокзала мимо противотанковых надолб, вбитых в землю осенью сорок первого года, мимо домиков нашего Лесного переулка с крест-накрест заклеенными окнами и, войдя в школьный двор, останавливалась, по доносившимся звукам определяя, где мы. Если тихо или заливается звонок, значит, в помещении, в школе. Если визжит пила, значит, на заднем дворе, у входа в котельную. Чаще, чем в классах, нас можно было застать именно там.

Едва доставая до высоких козел, мы пилили дрова. Угля не было, и четырехэтажную, только что выстроенную перед войной школу приходилось отапливать дровами. Дрова мы привозили сами на открытых грузовых трамвайных платформах, которые выделяли шефы — трамвайный парк имени Петра Щепетильникова. Ночью, когда все остальные трамваи покидали линию, наш грузовой, на платформе которого мы — сорок девчонок и мальчишек, закутанных кто во что горазд, отправлялся к дровяным складам Серебряного бора. Мы ехали через затемненную Москву, леденея на ветру, глядя на небо, небо сорок третьего года — со скрещенными саблями прожекторных лучей и плавающими чудищами аэростатов. Грузили бревна в темноте, торопились… Надо было успеть убрать с путей платформу до начала утреннего движения трамваев. Наша гусеница-сороконожка (бревно, как туловище, в середине и по десять ребят с каждой стороны) перебирала ногами быстро-быстро — от трамвайных путей к школе. Потом целыми днями мы пилили и кололи толстые, неподатливые, промерзшие до сердцевины бревна. Но в классах все равно было холодно.

Наша школа в Лесном переулке была обычной московской школой военной поры. И когда во дворе появлялась почтальонша тетя Поля, то, обнаружив нашу дружную команду у бревен, окликала: «Ребята, где тут у вас которая стихи печатает? Опять ей письма наприсылали… Держи!»

В противогазной сумке тети Поли письма ребят лежали бок о бок с фронтовыми треугольниками, написанными в окопах или на госпитальной койке, рядом с роковыми конвертами, где минами замедленного действия притаились похоронки. Их везли в почтовых вагонах, прицепленных к воинским эшелонам, их бомбили на станциях. Эти детские письма имели право быть рядом с письмами фронтовиков.

Тетя Поля отдавала нам письма, шла дальше по Лесному, от дома к дому. Ее противогазная сумка становилась все легче, а походка все тяжелей. А мы разворачивали треугольнички и читали их, а потом — чаще всего коллективно — писали ответы.

Нередко мы писали их в метро, ночью, во время воздушной тревоги, когда метро служило бомбоубежищем. На деревянных щитах, разложенных в туннеле, спали женщины и дети. И мы тоже проводили ночи на этих щитах. Иногда мы уходили в метро с вечера, потому что дома не было света — отключали электричество. Вечернее метро было для нас светлым домом. Не обращая внимания на шум и свист поездов, сидя на мраморных скамейках, мы учили уроки и писали ответы на письма. И тоже складывали наши письма треугольниками и надписывали адреса далеких детдомов.