Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

— Нет там никаких частей.

— Будут, — уверенно сказал Новиков, — 75-я стрелковая дивизия у Малориты, а 28-й полк еще ближе, сам знаешь. Надо только продержаться. Мы с тобой, Коля, застава. Понял? Есть наша застава… — И, переводя дыхание, вдруг сказал, положив руку на плечо напарника: — Называй ты меня просто Алексей…

— Есть, товарищ младший сержант…

В воздухе протянулся тонкий, нарастающий вой. Мина разорвалась невдалеке от дуба. Алексей вскрикнул — осколок резанул его плечо.

— Алексей Александрович! Вы ранены? — Ставицкий помог Алексею забраться в дупло, перевязал плечо индивидуальным пакетом. Он знал, что младший сержант до армии был учителем, а учителей привык называть только на «вы» и по имени-отчеству.

Фашисты вели плотный минометный обстрел по небольшой площади. Трава почернела вокруг, кустарник обгорел и был посечен осколками, берег покрылся воронками от взрывов. Но могучий дуб надежно укрывал бойцов. Они стояли, прижавшись, в дупле. Полый ствол дуба усиливал звук, как резонатор.

Над их головами, над дубом с угрожающим гулом прошли бомбардировщики. Алексей из своего укрытия насчитал девять. Девять «юнкерсов».

— У нас тоже есть авиация, — сказал он, ободряя не то себя, не то товарища. — И танки и артиллерия. Все, что надо. Главное — продержаться.

— А заставы нет… И непонятно, что за нами, — отозвался Николай.

— Понятно! — стоял на своем Алексей. — За нами Дубица, Брест, Минск, Москва. И моя деревня Грязнуха… Ты где родился?

— В Ростове…

— И Ростов за нами. Родина. Понял?

Ответ товарища покрыл грохот близких разрывов.

Потом новые вражеские десанты. Но Алексей огнем своего пулемета воздвиг стену на середине реки, по линии границы. Он стрелял то из дупла, то с земли, то забирался на дерево. На выбор бил из своей винтовки Николай Ставицкий. И вражеские лодки разбивались о стену огня, гибли солдаты, поспешно спасались.

Снова осколки мин глухо забарабанили о ствол дуба. Где-то уже далеко за полдень с того берега раздался громкий голос, усиленный мегафоном:

— Иван! Сдавайся!..

— Вот идиоты, — улыбаясь удовлетворенно, проговорил Алексей, — просят Ивана, а где его взять?

— Обхохочешься с ними, — ответил Николай повеселевшим голосом. — Допекли мы их, видно, товарищ командир.

— А ты говоришь, нет заставы. Есть, вот она — мы с тобой, Коля…

Затишье выдалось продолжительным. Николай набивал патронами пулеметный диск.

— А как учителем стали, товарищ младший сержант?

— С ранних лет мечтал. В 1938 году окончил Пермское педагогическое училище. В поселковой школе вел младшие классы, преподавал географию. Любил свое дело. Сельские дети — народ любознательный… Ну а ты чего успел до службы?

— Да, пожалуй, мало успел, хотя уже и двадцать один год. Образование начальное. Поваром работал, кулинаром. Но тут, на границе, тягу почувствовал к науке большую. Приеду домой — учиться буду…

— Выстоять бы только… Ты вот что, Коля. Сходи на заставу, пока тихо. Может, уцелел кто или помощь подоспела. Да и патронов захватишь про запас…

Ушел Ставицкий.

Новиков выполз из дупла подышать, осмотреться. И тут запоздалая мина хлопнулась почти рядом. Яркая молния ослепила глаза, свалил взрыв. Острая боль парализовала Алексея. А с того берега уже стаскивали в воду новые надувные лодки. Младший сержант оторвался от земли, дополз до пулемета. С трудом установил его на сошки. Дрожали руки. Мушка все соскальзывала с нижнего обреза передней лодки, плясала, непокорная, по каскам, расплывчатым фигурам в серо-зеленых мундирах. Передняя лодка уже ткнулась тупым носом в берег. По черной, еще дымящейся траве бежали, все приближаясь, десантники. Алексей собрал все силы, превозмог свою боль и сам себе отдал команду:

— О-огонь!

Потом одного гитлеровца нашли у самого дуба. Остальные десять убитых врагов лежали ближе к Бугу.

Новиков ощупал себя — снова задело левое плечо.

«Невезучее оно у меня, — подумалось. — Так вот почему дрожал при упоре локоть».

Алексей забрался в дупло, втащил за собой пулемет. Зубами и одной рукой кое-как перевязал плечо куском гимнастерки. Набивать диск трудно, неудобно.

«Не вовремя отослал Николая… Только бы вернулся… Снова гады сажают мины… Теперь знают, где я…»

Ставицкий вернулся, волоча за собой на веревке обгоревший ящик с патронами. До спасительного дуба оставалось совсем немного. Ударило по ногам. Сумел доползти до дерева. Теряя сознание, втолкнул ящик с патронами в нижнее отверстие дупла. Последняя помощь товарищу.

— Алеша! — впервые окликнул командира по имени Ставицкий, как казалось ему, громко, в полный голос. — Алеша!..

Еще один осколок настиг пограничника. Новиков видел, как застыл неподвижно, припал беспомощно пробитой головой к почерневшей траве его дружок.

— Николай! Коля!.. Не умирай! — звал, заклинал Алексей и не слышал собственного голоса в грохоте взрывов. Знал, что зовет напрасно. В висок угодило, чего уж там.

Алексей остался один. И еще долго призывал товарища:

— Коля! Коля!..

Потом заплакал, тихо, как в детстве, всхлипывая и глотая соленые слезы. Это был его первый бой, и первая утрата друга, убитого на его глазах, и он не знал, что он уже герой.

Впрочем, бывает, что и герои плачут.

Уже смеркалось. Солнце после бесконечного знойного дня сползало с задымленного, в багровых сполохах небосклона. Реку заволакивало реденькой кисеей тумана, сквозь которую плохо виделось. Или это слезы замутили глаза? Немцы так и не начинали своей новой атаки. Алексей по-хозяйски разложил гранаты поближе к правой руке, выдвинул и установил пулемет так, что только приклад находился в дупле. Теперь по-настоящему почувствовал, как злость, огромная, всепоглощающая, закипела в нем, заставляла забыть о боли и слабости.

— Гады, ах гады!.. Расстреляли заставу!.. Колю убили!.. За что?! — шептал он в исступлении. И видел своим затуманенным взором верных товарищей, друзей боевых. Убиты они, не стало их. Убиты…

Немцы пошли еще в одну атаку, последнюю в этот долгий, самый длинный в жизни Алексея день. Он бил, бил их из пулемета и пел охрипшим голосом. И «Розпрягайте, хлопцы, коней», и «Сулико», и «Катюшу», и, конечно же, любимую всеми на заставе «На границе тучи ходят хмуро…».

Живет застава! Живет!.. Их не стало, его верных товарищей, дружков закадычных, их не стало…

Но память снова вернула их ему. Живыми. Они встали рядом… Убитые, но живее живых, живущие где-то рядом с сердцем и уже бесконечно далекие. Они встали тесным кругом, плечо в плечо, как на последней поверке. И их юные лица добры и открыты, внимательны и заботливы.

— Ты что же, Алешка? — спрашивают они. — Ты что это болеть вздумал? Нам некогда отлеживаться, нам нельзя болеть, никак невозможно — погляди, сколько их, проклятых, прет. Взбодрись!