Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

Однажды ребята не выдержали. Решили остаться в палатках. Он пошел один. Сам делал раствор, поднимал его на второй этаж, сам укладывал кирпичи. Ну конечно, все за ним — и сделали в этот день больше обыкновенного. Брат об этом никогда не говорил — мне по секрету друзья Виктора рассказали. И сообщили мне, что Виктора единогласно избрали командиром институтского строительного отряда на будущий год, маршрут — на Урал.

Я их спросил:

— Если в ваш институт поступлю, меня с собой возьмете?

— А сначала покажи себя, каков ты есть человек, — отвечают…»

«…Спорим о подвиге. Ищем героев. Рассуждаем об исключительных и типичных обстоятельствах. Все верно. И в то же время нет-нет да и возникает в душе досада. Почему стали бояться таких слов, как „порядочность“, „вежливость“, „честность“… Я бы так сказала: настоящий человек начинается с уважения к другому человеку. Пусть он не совершит никакого выдающегося поступка: не бросится в огонь спасать ребенка, не напишет книгу — все равно к нему потянутся люди. За советом, за помощью. Только из таких и рождаются истинные герои. Эгоист, думающий лишь о себе, не способен на мужество. Он может сделать что-либо напоказ, чтобы выделиться — „показать себя“. Но это не подвиг! Подвиг всегда для людей…»

А это быстрый, нервный, словно устремленный вперед почерк Лены Желудовой…

«…Теперь я знаю, чего мне не хватает. Терпения… Хочу ухватить разом все: интересную книгу, радость встречи, горечь прощанья, тишину ночной комнаты и яростный рев стадиона, волшебство звуков, непривычное сочетание красок — как, например, это:

Мучаюсь над стихом и бросаю его неоконченным: боюсь пропустить отсверк вечернего троллейбуса, вспышку электросварки, знакомые шаги за окном и что-то еще, неведомое мне.

Одно время я хотела быть учительницей. Помню, в первом классе надо мной склонилась женщина с ласковыми глазами. Она заботливо поправила мою руку: „Вот так тебе будет удобнее!“ Я отвела ее ладонь и продолжала выводить свои каракули. Но на другой день Алла Константиновна опять подошла ко мне… И так все четыре года… Она ни разу не повысила голоса, хотя я нередко выводила ее из себя. Как-то я вошла в класс, а учительница посмотрела на меня и говорит: „Иди домой и ложись в постель — у тебя температура“. Я действительно тогда была больна. Алла Константиновна навестила меня после уроков, принесла малинового варенья. Вот тогда я заметила, как она слегка прихрамывает на левую ногу, как тяжела сумка с тетрадями. Выздоровев, я под разными предлогами стала помогать учительнице носить тетради. И хотя многое делала по-своему, уже не сердилась на ее ободряющее: „Делай вот так!“

В квартире у Аллы Константиновны были одни книги и тетради. По крайней мере мне так казалось. Как ни зайдешь к ней, она за столом. Читает. Пишет… Потом мне часто недоставало ласковых глаз моей первой учительницы, ее тихого, доброго голоса. Я узнала, что муж и дети Аллы Константиновны погибли во время блокады. А она всю войну сберегала книги в библиотеке. Какие-то редкие книги. Ни одна не пропала, не попортилась… А хромота от осколка мины: была на окопных работах…

Я все чаще думала о том, что буду учительницей… Как Алла Константиновна.

Но хватит ли у меня терпения? Терпения десятки, сотни раз подойти к малышу и сказать ему: „Делай вот так!“ Терпения — каждый день проверять тетради. Терпения — на всю жизнь! Может, я и ошибаюсь, но, когда мы говорим о подвиге, я невольно вспоминаю Аллу Константиновну…»

…Я чувствовал: десятиклассникам не терпится услышать, что же они написали… Думал: это будет радостный, светлый урок. Как праздник… И вдруг!..

— Я не хочу, чтобы мое — вслух, — с трудом справившись с волнением, сказала Вера Иванова. — И не потому, что там личное. Просто оно плохое! Не удалось.

— А это уж мы посмотрим! — выкрикнул Лоповок. — Дадим коллективную оценку.

— Не нужно мне никакой оценки, — тихо произнесла Вера. — Я сама знаю, что оно плохое. Неискреннее… Я о дружбе писала. Хотела вначале про наш класс, потом побоялась… И выдумала двух хороших людей, которые умеют дружить и любить…

— Право на вымысел… — начал было Никита Морозов, но его оборвала Лиза Борисова:

— Не философствуй, комсорг! Вера очень правильно сказала. Я и сама про это думала. Верка молодец, что созналась. А некоторые таких красивых слов накрутили, что и взаправду решишь: «До чего же идейный, передовой товарищ!» Но ведь он сам знает, что это только возвышенный треп…

— И хуже всего, — вздохнула Таня Рыжова, — хуже всего, что мы знаем… Знаем, кто искренне пишет, а кто «выдает» и «толкает» высокие мысли. И молчим. Боимся портить отношения…

— Но это же чудовищней, чем треп! — возмутилась Лена Желудова. — Знать и молчать! Как предательство!

— А вы прямо говорите, — требовательно выкрикнул Лоповок. — Нечего вокруг да около…

— И скажу! — Таня повернулась к классу. — Сейчас скажу. Вчера вот мы слушали сочинение Шухова. Даже похвалили… В самом деле, написал интересно. Нашел сапера — Героя Советского Союза. Рассказал про его подвиг. Призывал жить по-корчагински… И себя не забыл: «Я, мол, беру пример, и все такое прочее…» Но ведь многие знают, что Андрея зовут «Гобсеком с Ивановской улицы». Что он самый настоящий ростовщик — дает деньги в долг с процентами.

Для меня это было так неожиданно, что я растерялся.

Бросилось в глаза бледное и злое лицо Андрея Шухова.

— Клевета, — проговорил он срывающимся голосом. — Это еще доказать надо…

— Чего доказывать, — морщась, словно от зубной боли, сказал Вадим. — Ты мне билет в кино покупал за сорок копеек, а потребовал полтинник. И с Борьки Павлова из 10-го «А» — полтинник. Светлана, при тебе это было?

— Было, — подтвердила тоненькая Светлана Невзорова. Помолчала немного и печально добавила: — Он авторучку Тае Васильевой продал… А ручка-то моя… В классе забыла.

— И вы молчали! — Нина Смирнова даже руками всплеснула от изумления. — Как же вы могли? Я вот, честное слово, ничего не знала… Надо же — совесть на гривенники разменять.

— Я тоже ничего не знала. Он у нас в физическом кружке старостой. Его очень Максим Иванович хвалит, — сказала Вера Иванова.

«Не один Максим Иванович», — подумал я, вспомнив, как красиво оформил Андрей нашу литературную газету «Молодые голоса». Особенно удалась ему заставка: зеленые веточки на фоне Володарского моста через Неву. И я тоже похвалил его.

Поднялся встревоженный Никита Морозов.

— Ребята, нельзя же так! Об этом на комсомольском собрании надо. А сейчас у нас урок. Не на тему заговорили…