Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

В моем подразделении было восемнадцать самолетов. Все экипажи молодежные. Мужественные комсомольцы пренебрегали опасностью, каждый из них готов был на все для выполнения поставленной задачи.

…День угасал. Из-за туч показалось солнце. Око садилось за чистый горизонт, обещая назавтра хорошую погоду.

Получив разрешение на очередной вылет, я пошел к своему самолету. Как из-под земли вырос Гриша Дебелергов. Он с шиком поднес руку к виску:

— Товарищ командир, самолет к ночному боевому полету готов!

— Вольно, — сказал я и встретился с напряженным взглядом механика Феди Елисеева, совсем юного, почти мальчика. — Ну что, воин?

— Мы установили в центроплане еще один бензобак, запасной, на всякий случай…

«Милые вы мои технари, — подумал я. — Работают, не зная отдыха, и, наверное, беспокоятся за меня и моих пассажиров больше, чем я сам…»

Григорий недовольно шевельнул плечом. Он хотел сказать об этом перед самым вылетом: преподнести, так сказать, сюрприз…

Значит, шансы на успех у меня увеличиваются! Я надел шлем, полностью застегнул комбинезон, полез в кабину. Моторист ухватился за пропеллер.

— Контакт!

— Есть контакт!

— От винта!

После возвращения на базу ко мне подошел командир первого авиазвена ночных экипажей Сергей Борисенко и спросил:

— Ну как, довез малышей?

— А ты спроси вот у этого партизана, — показал я на стоявшего рядом со мной худенького мальчугана, с любопытством следившего за посадками самолетов.

— Не страшно тебе было лететь? — спросил у парнишки Борисенко.

— Не-е, интересно! — ответил мальчик. — Огоньки за окном бегут… Такие беленькие, зелененькие… Красиво!

— Да… — только и нашелся пилот. Он-то отлично знал, что это были за огоньки!

— А зовут тебя как? — спросил Сергей.

— Коля Петров из деревни Боровики. Нас четверо братьев! Я первым полетел, а они завтра. Просили написать, как добрался.

— Пиши, пиши! Завтра ночью отвезу твое письмо, а взамен привезу к тебе братьев. Только постараюсь, чтобы огоньков они не видели. Обойдемся без них!

Наш полет, о котором рассказывал Коля, действительно получился сложным.

Под натиском карателей партизаны оставили аэродром. В назначенное время я не обнаружил в заданном квадрате обещанных костров. Долго кружил над лесом, хотел было уже возвращаться домой, как вдруг далеко в стороне заметил «огненный треугольник».

Оказывается, после тяжелого боя партизаны нашли в себе силы подготовить для меня новую площадку: они очень беспокоились о детях.

Я благополучно приземлился, забрал ребят, но замешкался с вылетом. При пролете линии фронта, когда начало светать, самолет обнаружили. Вот тогда и увидел Коля красивые «огоньки» трассирующих очередей…

При перевозке детей произошла и еще одна любопытная история. О ней долгое время говорили в полку.

Наш самолет под управлением Ивана Тутакова потерпел аварию при посадке на партизанском аэродроме.

На помощь ему вылетел командир эскадрильи капитан Дроздовский. На борту самолета находился авиатехник Дегтярев.

В те дни партизаны вели ожесточенные бои с карательной экспедицией. Фашисты оттеснили бригаду Сидоренко в глубь леса и захватили аэродром. Аварийный самолет пришлось сжечь.

На другой день партизанам удалось вернуть потерянные рубежи, в том числе и площадку для приема самолетов. Но помощь летчику уже была не нужна. Николай Дроздовский и Василий Дегтярев возвращались ни с чем.

— Не возьмете с собой раненого партизана или детей? — спросил у летчика начальник штаба бригады.

— Не можем, — объяснил пилот. — Задняя кабина полностью загружена. Разве что техник возьмет что-нибудь себе а руки?

Тогда партизаны — уже перед самым взлетом — протянули Василию сверток. В полете Василий понял, что держит грудного ребенка. Прислонил к лицу, почувствовал исходящее от него тепло…

— Я стал прижимать ребенка к сердцу, словно предчувствуя беду, — рассказывал потом Василий.

Дегтярев не ошибся: атаковал «мессершмитт». Начался неравный поединок.

При каком-то маневре Василия подбросило так, что он ударился головой в центроплан. Шлем вместе с очками сорвало с головы, но техник не выпустил ребенка из рук.

Потом его швырнуло обратно в кабину. Только тогда Дегтярев понял, что при взлете забыл застегнуть привязные ремни: руки были заняты малышом. Не чувствуя боли, он ухватился правой рукой за сиденье, а левой продолжал крепко держать крохотного пассажира.

Экипажу все-таки удалось благополучно пересечь линию фронта и спасти ребенку жизнь!

Я посадил свой ночной самолет на луг. Когда-то здесь была пашня, но с приходом немцев ее забросили, она заросла травой, и По-2 на посадке прыгал по бороздам, будто телега по ухабам.

Партизанский отряд расположился в лесу, за большим топким озером, заросшим осокой и камышами.

От деревни ничего не осталось: ее сожгли каратели. Только черные печные трубы торчали… Население жило в подвалах. Женщины, старики, дети таскали на себе плуги, как могли обрабатывали землю, молотили снопы цепами, как в старые времена.

Они сами едва сводили концы с концами, а еще и партизан кормили!

Даже в разрушенную дотла деревню часто наезжали каратели. Чтобы не навлекать на мирных жителей беды, партизаны старались появляться здесь как можно реже.

Когда стало известно, что за детьми прилетит самолет, посадочную площадку пришлось выбрать все же на лугу у деревни — других подходящих ровных мест в округе не было.

Ребятишек привезли на подводах. Сопровождающий — пожилой, бородатый мужчина, бывший колхозный конюх — заранее выложил костры ромбом, как условились. На вопрос, сколько он привез детей, ответил смущенно:

— Да забрал сколько было! Пятнадцать душ.

Я аж крякнул. Пятнадцать… Столько не поднимал По-2 ни в какие времена!

— Где ж я их рассажу?

— А где хочешь, человек хороший, — решительно заявил партизан. — От них тут спасу нет. Чуть бой — лезут в самую жарь…

Я глядел на столпившихся ребятишек с состраданием и болью в сердце: им было от семи до двенадцати лет.

— Они такого навидались, не дай бог взрослому! — добавил партизан, почувствовав мою растерянность. Потоптался еще минуту и, наклонившись, прошептал, будто передал военную тайну: — Каратели, слышь, обложили и с Пудовки, и с Жадова… Так что кровушка прольется немалая, язви их в душу!

— Ну ладно, сажайте, — решился я. — Только по росту. Сначала — кто постарше, маленьких — на колени…

Дети с помощью взрослых быстро забрались а кабину. Закрыв крышку с окошечками из плексигласа и защелкнув замки, я похлопал самолет по фюзеляжу: «Ну, милый, не подкачай!»