Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

Он долго бежал по лугу. Наконец на последних метрах луга с трудом оторвался от земли: дальше текла речка.

Мотор работает на полных оборотах, а самолет никак не поднимается выше. Или мне это показалось? Конечно, показалось. Вот уже лес, а я — выше сосен. Значит, кой-какую, но набрал высоту…

Решил подниматься выше и выше. Если что случится, у меня будет запас высоты и, следовательно, времени. Секундная стрелка, подрагивая, описывает круги по циферблату. Трещит мотор. На крыле изредка сверкают отблески пламени от выхлопной трубы.

С полукруглого козырька в лицо бьют мелкие капли мороси: я попал в облако и скоро, по-видимому, окажусь выше. Буду держать его про запас. При малейшей опасности спрячусь там, как пехотинец в окопе.

Наконец вижу звезды. Такое множество звезд бывает только в августе! Они горят так близко, так ярко, что, кажется, протяни руку и снимай одну за другой…

Неожиданно облачность кончилась, подул сильный ветер, сразу сократив скорость самолета. И тут же под верхними плоскостями заскользил свет.

Тревожный луч то вспыхнет и кольнет сердце, то погаснет, как бы давая надежду проскочить опасную зону. Но нет, фашисты услышали рокот мотора. Снова вспыхнул луч, за ним — второй. Самолет попал в перекрестное освещение. Через секунду заговорят пушки…

Еще два луча запылали на фюзеляже и плоскостях По-2. Бросаю самолет в сторону. Но прожекторы не отрываются. Начинаю виражить. Бесполезно! Если бы не дети на борту, можно было более решительно бороться с врагом. Но боюсь напугать ребят перегрузками.

Пока главное — это не дать зенитным расчетам зафиксировать движение самолета по скорости, высоте и направлению полета. Все время работаю педалями, ручкой управления, но, кажется, делаю различные фигуры пилотажа помимо воли. Только бы скрыться, только бы вырваться из огненной ловушки!

Ветер бьет в лоб. Принимаю решение развернуть самолет в противоположную сторону. В два раза увеличиваю скорость. Потом выполняю змейку, чтобы не попасть в перекрестие прицелов.

Но прожекторы, будто злые псы, цепко держат мой самолет. С разворота вхожу в пике, затем вытягиваю машину к горизонту, делаю горку, швыряю перегруженный самолет из одного поворота в другой, снова пикирую…

Вдруг словно невидимая рука выключила рубильник — свет погас. Ослаб и огонь зениток. Осмотревшись, быстро набираю высоту. Вырвался!

Но, оказалось, судьба готовила новую ловушку. Сначала сквозь треск мотора я услышал посторонний звук. Потом увидел, как где-то в стороне вспыхивает фара и быстро, словно комета, передвигается по небу. «Мессер»… Его наверняка вызвали с земли…

«Мессершмитт» — это пострашнее прожекторов и зенитного огня! Он в любую секунду может подойти и расстрелять меня, как спортсмен тарелочку. У «мессершмитта» есть все: скорость, мощность мотора, оружие, бронезащита… А у меня ничего этого!

Мелькнула мысль: может, не заметил? Но вот фара вспыхивает уже с другой стороны. Значит, «мессер» ходит кругами, ищет…

Убираю газ, но, видно, слишком резко. Тяжело груженная машина сразу проваливается в пустоту. Нет, так быстро терять высоту нельзя… Едва заметными толчками двигаю сектор газа вперед: его надо установить в таком положении, чтобы мотор работал с достаточной мощностью, но и не выбрасывал много огня из выхлопных патрубков.

Перекладывая самолет с крыла на крыло, осматриваюсь, верчу головой на все 360 градусов, как говорят авиаторы. Мне необходимо увидеть противника первым.

Гитлеровец на миг включил бортовую фару и по касательной пошел вниз. Теперь он будет искать меня на фоне звездного неба.

Вот бы сейчас погасить игривую яркость звезд… Сколько людей во все времена и с разных широт смотрели на звезды, восторгались ими. И наверное, не было ни одного человека, кто хотел бы их погасить. Ни одного, кроме меня в эту минуту!

Свет, как кнутом, ударил сзади, снизу. Нашел все-таки. Пот заструился по лицу. Мгновенно всплыла в памяти справка о «мессершмитте», которую давали нам ребята из разведотдела: две пушки, четыре пулемета, коллиматорный прицел Цейса… Только за одну секунду они изрыгали около трех килограммов пуль и снарядов, начиненных взрывчаткой, зажигательной смесью и бронебойными сердечниками!

Но стервятник не успел открыть огонь. Оторопев от неожиданности, фашист не вовремя нажал на гашетки, и машина пронеслась мимо. Скорость Ме-109 в шесть раз превышала мою. И все же он уже обрадован, что нашел По-2. Теперь будет расстреливать, как приговоренного, прижатого к каменной стене…

Мысленно стараюсь представить действия врага. Сейчас он бросит машину через крыло и пойдет в лоб со снижением, зная, что мне остается только уходить вниз. Черта с два! Я до упора толкаю сектор газа вперед и лезу вверх. Машине будто передалась моя воля: она тоже хочет уцелеть.

Гитлеровец включил фару. Точно, идет вниз со снижением… А меня уже там нет! «Мессер» опять окажется далеко и, даже возвращаясь с боевым разворотом, потеряет какое-то время. Минута, но выиграна.

Если бы не смертельная опасность, наш поединок походил бы на игру в прятки. Я прячусь — он ищет. Интересно, кольнула бы его совесть, если бы он узнал, что у меня на борту дети? Впрочем, чем этот фашистский летчик лучше других, которые спокойно расстреливали, вешали и детей, и женщин, и стариков?

Длинная тень пронеслась рядом, оглушив грохотом моторов. Как это плохо — быть безоружным! Когда я летал на Р-5, в кабине сидел стрелок со «шкасом». Сейчас бы он не промахнулся… А у меня нет ничего, чем бы я мог хотя бы отпугнуть «мессершмитт»!

Гитлеровец повернул истребитель назад и врубил посадочную фару. Режущий свет — как во время сварки — ослепил. Я наклонил голову к приборной доске, но перед глазами все равно плыли красные круги.

Тявкнули пушки. Я хорошо представил рой трассирующих снарядов, которые в одно мгновение развалят мой самолет на куски…

Однако охотник-истребитель проскочил мимо, едва не отбив мне верхнюю плоскость. Вихревой поток вздыбил машину. Почти инстинктивно я сбросил газ и стал снижаться, круче и круче склоняясь к земле.

И снова возникла тревожная мысль: выдержит ли мое фанерное сооружение бешеную скорость?

Сквозь пронзительный звон расчалок слышу многоголосый плач детей. От злости прокусываю до крови губу: будь же ты проклят, фашистское отродье!

Однако где же «мессер»? Сейчас он должен быть с левой стороны и значительно выше меня. Немецкий летчик, видно, опять потерял мой самолет и теперь, нервничая, бросает истребитель из стороны в сторону — яркий луч «мессершмитта» то загорается, то гаснет…

Смотрю на компас. Необходимо быстро сориентироваться. Хоть Гриша Дебелергов и приспособил запасной бензобак, все равно горючего в обрез, на блуждания его не хватит. И тем не менее разворачиваю самолет в сторону. Ведь гитлеровец знает, куда я лечу, и будет искать меня впереди! Я же постараюсь обойти это место.