Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

— Тебя как зовут, мальчик?

Вместо ответа малыш обвил мою шею ручонками и крепко прижался. И снова, как в тумане, поплыли в глазах костры и лица партизан.

— Как все-таки тебя зовут? — переспросил я.

— Васей, — едва слышно прошептал мальчик.

— Вася-Василек… А у меня есть брат! Его тоже Васей зовут, ему десять лет. А тебе сколько?

Мальчик растопырил все пальчики на руке.

С опаской потянулись к самолету остальные ребята. Я отомкнул крышку задней кабины и поместил туда пять мальчиков и трех девочек. Все притихли: никто из них еще не летал на самолете! Василька же посадил на колени одной девочке, которая выглядела постарше остальных.

— Ничего страшного, ребята! Сейчас мы взлетим, а через два часа сядем у своих. Все будет хорошо, — сказал я, а сам суеверно подумал: «Дай-то бог!»

— А ты куда, дядя? — всполошился Василек, увидев, что я собираюсь закрыть кабину.

— Я здесь буду, за перегородкой, — постучал по тонкой фанере. — А вы держитесь вот за эти ручки и друг за друга. Договорились?

Я закрыл колпак пассажирской кабины, защелкнул замки крепления на борту фюзеляжа, простился с партизанами и полез на свое место.

Чихнув, выбросив облачко белого дыма, заработал мотор, и я порулил на линию взлета. Держась за консольную часть нижней плоскости, по земле бежал добровольный помощник, разворачивая самолет.

Загрузка превышала расчетную почти вдвое, но мотор работал мощно и устойчиво. По бокам взлетной полосы пылали костры: это почему-то вселяло уверенность в благополучном взлете.

Помахав на прощание рукой, плавно двигаю вперед сектор газа. Мотор ревет, но перегруженная машина двигается не сразу. Наконец она стронулась с места и начала разбег. Метров через тридцать я почувствовал, что она слушается рулей.

Хвостовая часть оторвалась от земли, линия капота приблизилась к линии горизонта. Подъемная сила крыльев уже способна была держать машину в воздухе! Точечным движением ручки управления я оторвал самолет от взлетной полосы и устремился вверх.

Стрелка высотомера поползла по цифрам. Сто метров… Еще пятьдесят… Хватит! Я облегченно вздохнул и откинулся на сиденье, чтобы размять занемевшую спину.

Осторожно склонив машину в вираж, доворачиваю до курса девяносто градусов. Над линией фронта немцы подняли такую стрельбу, что сразу вокруг стало светло. Забили автоматические пушки «эрликоны».

Я увеличил обороты и разогнал самолет до ста шестидесяти километров в час: так, что зазвенели расчалки. Рисковать жизнью детей я не имел права и поэтому старался как можно быстрее пролететь опасную зону передовой.

Скоро самолет мягко коснулся посадочного поля нашего базового аэродрома и, сбавляя скорость, побежал в темноту…

На востоке начинала разгораться слабая, скрытая плотной облачностью заря. Зарулив на стоянку, я выключил мотор. Стало слышно, как шипят и потрескивают выхлопные патрубки…

Только теперь я почувствовал усталость. Опустив руки на колени, некоторое время сидел, не в силах пошевельнуться. К самолету подошли Дебелергов и моторист Елисеев, осветили фонариком кабину. Пришлось подниматься.

Я спрыгнул с плоскости и открыл кабину, где ютились мои юные пассажиры. Полет утомил и ребятишек! Они спали, устроившись кто как мог…

— Гриша, — обратился я к Дебелергову, — ребят кто примет?

— Докторша уже обо всем позаботилась.

Врач полка — Вера Исидоровна — приготовила для спасенных детей палатку с постелями. Там они пробудут до утра. Потом их накормят и отправят дальше в тыл.

Несмотря на ранний час, к самолету сбежались летчики — те, кто полетит за малышами завтра. Мы осторожно, чтобы не разбудить, вытаскивали ребят из кабины и передавали из рук в руки.

Многие впервые встретились с детьми, вывезенными из фашистского тыла. В сумрачном свете наступающего утра особенно выделялись их бледные лица, жалкая одежонка. Конечно, партизаны старались перед эвакуацией одеть их в самое хорошее! Но дети все равно выглядели не лучше беспризорников…

Подошел командир авиаполка Владимир Алексеевич Седляревич. Я доложил ему о благополучном выполнении задания.

— Сколько, говоришь, вывез? — переспросил комполка.

— Восемь.

— Не много ли для По-2?

— Товарищ командир, именно столько их было на партизанской площадке. Дети не сразу решились лететь, их пришлось убеждать. А когда они согласились, стало ясно, что брать надо всех.

— Ну а если было бы десять человек?

— Очевидно, поступил бы так же… Я убедился, что на По-2 можно летать с двойной перегрузкой.

— Хорошо. Пока отдыхайте. В двенадцать дня проведем разбор этого полета.

У меня подкашивались ноги, слипались глаза. Когда я подходил к своей землянке, то уже спал на ходу…

На разборе полета Владимир Алексеевич Седляревич сообщил, что против нас действует отряд из двух истребительных эскадрилий 4-го флота люфтваффе. В отряде имеются тяжелые двухмоторные истребители Ме-110, оборудованные для ночных полетов, и обычные Ме-109, которые за час до рассвета вылетают на свободную охоту.

Зачитал он также приказ, перехваченный у гитлеровцев:

«Службой воздушного обеспечения замечена активизация легкой русской авиации в тылах нашей 18-й полевой армии. Самолеты обеспечивают вооружением партизанские отряды, которые усиливают борьбу, совершают диверсии на железных дорогах, нападают на гарнизоны и крупные населенные пункты. Сложность борьбы с русской авиацией усугубляется тем, что полеты совершаются ночью или днем в условиях плохой видимости и тяжелой облачности.

Однако наша цель — пресечь эти действия, не дать возможности русским летать, как дома.

Приказываю:

Усилить подготовку летчиков для работы ночью.

Организовать начало полетов примерно за час до рассвета с тем, чтобы перехватить русские самолеты на обратном пути. Усилить зенитными орудиями гарнизоны, находящиеся в зонах действия красной авиации, чтобы по всему маршруту создать ожесточенный и непрерывный огонь.

Легкий самолет, именуемый у нас „русской фанерой“, приравнять к боевым истребителям, состоящим на вооружении Красной Армии. За каждую уничтоженную машину соответственно выплачивать летчикам денежное вознаграждение, представлять к орденам, содействовать в продвижении по службе.

Командир 1-й эскадры 4-го флота военно-воздушных сил генерал авиации Хюбе».

В те дни началась наша основная боевая работа по спасению детей. Каждый полет в тыл врага представлял собой сложную задачу со многими неизвестными.

С наступлением сумерек самолеты один за другим взлетали в ночное небо. Последними ложились на боевой курс к партизанским кострам самые опытные летчики и командиры — Иван Суницкий, Михаил Колобков… Мы успевали выполнить два-три рейса за ночь, перевозя по 20―30 детей.