Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1

— Надоело мотаться без дела, сидеть у печки целый день… — сетует он.

Чекурин, наконец, занялся моей машиной: обрезает обечайку под дверью кабины, делает отверстия под болты задних стоек. Начинаем распирать кабину домкратом, так как передняя балка не попала на кронштейны.

Ждём, когда уберут отремонтированный «Магирус», болтаем с Ледневым о жизни. Он рассказывает, как пошёл за компанию со Славиком Длинным учиться в ДОСОАФ на шофёра, как на уборочной в армии выжимал из своего «Урала» 100 км/ч, как по-глупому сдался недавно ГАИ в нетрезвом состоянии, и теперь его знакомый в СМП-67 делает ему срочный возврат прав. Как он был глуп, а теперь станет серьезным и ответственным за семью. В доказательство своей серьёзности «помощник» дважды отлучался в автобазу к друзьям-собутыльникам и после третьей ходки не вернулся.

Сам прыгаю вокруг кабины, исхитряясь затянуть крепёжные болты. Чекурин сворачивает свой агрегат в 15:30 и больше не показывается. Дядя Миша ищет своего помощника Авдеева, а тот, видимо, празднует своё новое назначение на курсы крановщиков.

После работы сразу ложусь спать, но в 19:20 Гошка поднимает на репетицию. В фойе клуба Иосиф нервничает, кричит. Во время этюдов все смеются по малейшему поводу. Не могут «заразиться идеей». В 21:30 на нас приходят посмотреть Алина с Катериной.

Делаем хорошую разминку, показываем пародию на передачу «А ну-ка, девушки», и нашу — «Война и мир», этюды на двоих «Ночь в вагоне поезда Владивосток — Москва», сцены для агитбригады «О Чили». Катерина наблюдает наши ужимки и прыжки, в паузах поёт песни. Выясняется, что завтра она проводит конкурс песни в «Пионере» и поддерживает мою робкую мысль о выступлении. Все уходят из клуба через окно, ибо двери уже заперли.

…В вагоне «Хи-хи» Яркович выпивал с незнакомой круглолицей девушкой. Рассказал, как Влад хотел подпереть трелёвщиком, ушедший с места бетонный блок, и, заехав в кювет, завалил трактор на бок… Борьба Лёни и Пресса за Вову успехом не увенчалась. Влад постановил: завтра Райлин пойдёт не на конкурс песни, а — на работу…

Вместо того чтобы печатать фотографии, Лёня предлагает выпить. Я отказываюсь и пишу дневник до трёх ночи. Во время ночных бдений знакомлюсь с мышкой и настоящим тощим клопом. С трёх часов пишу письмо Лерке. Ложусь спать около пяти утра.

В субботу утром встречаю Пресса. Договариваемся на автобазе о машине для доставки студийцев в «Пионер».

— А Вова работает сегодня на 14-м километре, — сообщаю я. — Как его достанешь?

— Вызову я Влада на комитет, чтобы знал, — погрозил Пресс. — Где его совесть?!

…За мной зашёл Огонёк, и к 11 часам мы подошли к нашему клубу. Пресс записывает меня на выступление: «Песенка о шофёрах», «Романс» — исполняет автор; «Деревянные города» Городницкого. Собирались через пень-колоду. Мирносова с трудом вытащили из дома. В столовке встретил Бодейко с его Татьяной и упросил его выступить на конкурсе. В 11:45 едем в машине «Кино» в «Пионер». Долго топчемся в фойе. Конкурс начинается в 12:40 вместо 12. Мы — первые.

За кулисами бросаем на пальцах, кому за кем выступать. Я становлюсь третьим. Огонёк выступает, как заправский комик. Спел «Живописцы» Окуджавы, «Серёжка с Малой Бронной», «Важней казаку быстрый конь» — смог спеть лишь один куплет, раскололся и заглох. Бодейко спел «Париж», «Горы далёкие» и что-то из Окуджавы.

Я не помню, предупредил ли зал вообще о том, что пою свои песни. Помню только, что был чрезмерно скован, боялся микрофона. Пальцы по грифу передвигал с трудом, будто они были намазаны клеем, и я едва отрывал их от струн. Пел очень тихо, язык тоже прилип к небу и губам. Словом, парализовало меня полностью. Реакция зала была невнятной. Едва ли кто слышал, что я пел. Горисов злорадно улыбался, Адонин серьёзно моргал вспышкой.

Мирнос честно спел «Надели мне мешок, шинель и каску», «Бумажного солдата» и «Чёрного кота» Окуджавы. Естественно сильно выступила Катерина и ребята из «Орфея». Пел ещё некто Саркатов, но никто в зале его не слышал.

Я заранее собрал 4 рубля (на шампанское). С трудом уговорил Мирноса выпить вдвоём, так как Бодейко и Огонёк слились с толпой и никак не хотели от неё отрываться. Выпиваем в буфете, приглашаем Исмаила третьим. Всей гурьбой идём домой.

Я откалываюсь от толпы и ухожу вперёд. В «особняке» — никого. Уже на спуске к Новоленде Жулёв обгоняет меня на «Волге», набитой «артистами». В вагоне «Хи-хи» Мормоновы орудуют за столом: Инна — ножом, нарезая колбасу, а Ароныч — языком, вгрызаясь в сознание присутствующих с проблемами строительства ИССО. Меня усаживают за стол, но я недолго поддерживаю компанию: отношу гитару Бодейке и ухожу домой.

Заваливаюсь спать до вечера. У спящего Гошки выпрашиваю банку «Слив в вине» и иду в «особняк». Пьём с Людмилой кофе с коньяком, делимся впечатлениями от конкурса, ложимся в первом часу. Ещё час болтаем, оттягивая неизбежное, как тетиву. И оно наваливается, налетает — разнузданное, выходящее за всякие рамки соитие.

…Воскресным утром — две неудачных, вымученных попытки поймать драйв. Коротич впервые призналась, что устала. Я удивился, но вида не подал. Зашёл разговор о моей чёрствости, вернее, об отсутствии эмоций (не оправдываю ожиданий в признании и восхищении). Напомнил ей давний разговор.

— Радостным меня можно увидеть, например, в обществе Аси Артюх, — сказал я первое, что пришло на ум. — Вот она способна пробудить эмоции в любом.

— А я, значит, не способна?! — Коротич устраивает маленькую сцену ревности, а затем — истерику по поводу моего ухода.

…Дома обедаю с Гошкой перловой кашей с печёночным паштетом. Он делится историей одной своей любви и планами на будущее. Вдруг заходит Лёшка с компанией мало знакомых мне личностей. Едят, пьют и смеются…

Ложусь спать на пару часов… На занятия в клуб пришло 8 человек. Митяй приносит фото со своего дня рождения. Ждём людей на репетицию до 20-ти часов. После разминки Иосиф начинает на ходу сочинять инсценировку о событиях в Чили под названием «Венсеремос». Так и лепит сцены, импровизирует. Арнольдов, пьяный, выматывает всем души. Под конец Катерина прокручивает две песни для агитбригады: Визбора — «О Полоцке» и Веры Скворцовой — «А зори здесь тихие».

Иосиф нервничает: Аня не хочет оставаться на репетицию сцены из «Валентин и Валентина», да и другие рвутся домой. Я напоминаю Йосе, что Кокурин ждёт своего «Старшего сына». Он тут же отдает мне книгу, достав её из стола Пресса и сопроводив матерным приветом хозяину.

— Не мог уж, мать его… подарить лендинцам экземпляр!

…В «Хи-хи» Владимирский «читает» детектив, положив голову на стол. Заслышав шаги, очнулся.

— Скучно, — доложил он. — Адонин и Влад в Шоготе меняются опытом с Новиковым.