Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1

Затем Ароныч достал из-за ёлки портрет Инны в цирковом костюме в возрасте 16 лет (я бы дал 20) и пытался «влюбить» нас в неё, юную. Виктор втрескался в портрет сразу и начал нам с Владом объяснять, как же она свежо выглядит. Когда пришла сама Инна, он бросился её обнимать и целовать. Аронычу, наверное, это льстило.

Когда выяснилось, что на шестерых мяса не хватит, Виктор захныкал и обозвал всех обманщиками, прохвостами. Инна, дабы упредить инцидент, жарит картошку с грибами, присланными из-под Серпухова родителями.

Виктор ест прямо из тарелки Степанова, потом — из своей и снова начинает хныкать:

— Но это всё же не мясо!

Выпиваем весь спирт, который пошёл, как водка, что было обидно. Когда спирт кончился, Люде предложили водку, а остальные принялись за коньяк. Виктор вскоре успокоился, ушёл в себя, собрался уходить. Его отпустили, но только на 40 минут, «чтобы привести брата». Однако, все удивились, когда в прихожей раздались женские голоса.

Я обрадовался, думая, что Виктор привёл девушек из «шкатулки», но пришёл в недоумение, когда в комнату вошли две пионерки-замарашки. Они долго сидели, пытаясь вникнуть в нашу болтовню, а Виктор молча гордился нами. Затем они без предисловия сплясали «камаринскую», и Виктор так же без комментариев ушёл с ними безвозвратно.

Разговоры за столом идут вокруг стройки, всё конкретнее и серьёзнее. Люда быстро пьянеет и пытается привлечь к себе внимание. Я предложил ей выпить «на брудершафт». В самый ответственный момент, когда водка должна была скользнуть в её пищевод, а губы — сложиться для поцелуя, она поперхнулась и прыснула мне в лицо адской смесью…

Когда кончается и моя бутылка коньяка, Инна спрашивает, будем ли мы «ещё», и достает треть бутылки водки. В час ночи звонят со станции: телефон в Москве не отвечает, и я прошу повторить вызов позже.

…Гитара была уже раз 10 перестроена с шести на семь струн и обратно. Песенный репертуар пошёл по второму кругу, и все начали дремать. Наконец, в 2 часа ночи я говорю с отцом (мама была в бассейне). Оказывется, Гошка — мой посыльный-отпускник — к ним ещё не зашёл, но моя пишущая машинка ждёт его.

Людмила возмутилась, слушая, как я разговариваю, «не раскланиваясь» с отцом, а начиная сразу: «имеются некоторые вопросы», рыская по карманам в поисках записки с этими вопросами.

Когда же Инна предложила нам заночевать у них, я удивился скорости, с которой Влад согласился. Долго обсуждаем, кому спать рядом с Людой, а кому — на раскладушке. Я пытаюсь предложить тянуть спички, но всё устраивается проще: Люда ложится на раскладушку и мерзнет одна всю ночь. Мы же с Владом спали на тулупах с тёплым котом.

В субботу просыпаемся засветло. Помогаем прибраться, завтракаем, выпиваем остатки спирта из НЗ. Тост:

— За мудрость хозяйки, оставившей заначку!

— И за нашу глупость, — добавляет Мормонов.

Около 14-ти часов мы с трудом раскланиваемся. Заходим в «музыкальную шкатулку» и встречаем там Виктора, Арнольдова, Огонька. Они хотят отправить меня за коньяком, «пока не разделся», но на уговоры я не поддался. Поём за столом песни, пьём коньяк с посвящением, Ульяна — цыганка, — аккомпанирует на гитаре.

Виктор за занавеской на фоне окна признается в любви очередной пассии. После этого они вроде бы собрались выйти погулять, как вдруг, девушка вернулась от двери и села рядом со мной…

Вскоре все засобирались домой. По дороге Огнев начал рассуждать о моём пессимизме, о моей злости и ехидстве. Я вяло парирую его наезд и снимаю «Зенитом» на ходу его, Арнольдова и Степанова.

Дома сразу ложусь спать и просыпаюсь только в 18 часов, когда за стенкой зашумели картёжники. Читаю газеты, проведываю Горисова. В кухне его вагона все три дня некто Киршин принимает спецов с путеукладки: кто из бригады Гиреева, кто из 54-го СМП, кто ещё откуда-то. Разговоры только о работе, о возможностях путеукладчика УК-25 (проектная мощность 800 м в сутки), про безотказного бульдозериста «Карлика» и так далее. Дочитываю дома «Шинель» и начинаю — «Рим» Гоголя.

…Появляется сильно пьяный Лёшка и бессвязно, с выпученными стеклянными глазами просит меня указать Светке на дверь, когда она придёт. Уложить его спать я не смог, и он лежал в одежде в углу на моём топчане. Когда она пришла, я сразу сказал:

— Свет, мы хотим, чтобы ты у нас больше не жила и сегодня не ночевала…

— Ах, ты пьяная, неблагодарная свинья! — мгновенно выдала она. — Слишком много выступаешь!..

Я больше не проронил ни слова, но Лёшка долго просил её уйти, даже когда она его уложила и легла рядом. Он бормотал про «письма от Раи и Вали, об измене им», но в час ночи под ласками Светки про всё забыл…

Воскресенье. Просыпаюсь в 6, пишу дневник. Вовка просыпается в 6:45 по будильнику, пытается поднять Лёшку, но тот посылает его довольно далеко и грубо.

На работе прошу Вяковлева дать автокран, чтобы снять кабину с машины. Замечаю, до чего же смешная у него жестикуляция! В ожидании крана греюсь в кузнице, слушаю как сварщик, которого я сразу окрестил «Матёрый», философствует о загранице.

Наконец, приехал вредный крановщик Толик на «КАТО». Сначала переносим Колькину мехлопату к забору, затем снимаем с рамы моего УАЗа кабину и кузов. Начинаю раскручивать рессоры. Мне в помощь назначают Гречку, но он даже не подходит ко мне, показывая свою значимость…

В обед зашёл к Степанову, где встретил Виктора, «плачущего» над мелодией в исполнении оркестра Поля Мориа. Они с Лёней отмечают обмен своими должностями, и великодушно угощают меня «Плиской».

На работе идут споры: Матёрый и Иван уверяют, что «поведённую» после удара раму «головастика» выправить невозможно.

— И так сойдёт, — утверждает Вяковлев. Достаточно промерить все размеры…

Я же продолжил перебирать рессоры. Зашёл Митя и помог мне собрать одну из них. Раздаю всем детали: кому — замок зажигания, кому — заводилку («кривой стартер»), кому — реле поворотников.

Думая о проблеме сожительства Светки с Лёшкой, решаю сначала сходить к Иванцову, чтобы он как-то повлиял на неё. Для убедительности решил записать наш с ней разговор на кассетник.

В 16 часов иду на автобазу, в баню. Пьяный дед-смотритель, размахивая руками перед моим носом, кричит, что «трубы неисправны, разморожены, и вообще — завтра приезжает комиссия». При этом выпустил из бани двух счастливчиков, запер дверь и пошёл нетрезвой походкой в никуда…

…Что решил делать Лёшка со Светкой, я не стал спрашивать. Сидим с ними в спальном отсеке. Я подключаю микрофон к магнитофону. Лёшка увидел и поинтересовался:

— Ты будешь записывать?

— Да, вместо протокола, — говорю я.

Светка тут же «завелась» и — к выходу. Когда в кухне послышались всхлипы, Лёшка «вспомнил»: