Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

– Софья Борисовна, я очень занята.

– А когда она ушла?

– Часа два назад.

– А когда она придет?

Я проявила железную выдержку и только пожала плечами.

– Знаешь, детка, я, пожалуй, ее подожду. Из нашей глухомани выбраться целое дело, а я как раз оказалась в вашем районе. Не возражаешь?

В мозгу пронеслись все мыслимые способы расправы: четвертовать, посадить на кол, повесить на дерево вверх ногами… От ненависти я замычала.

– И поставь, лапуля, чайник, у меня с утра маковой росинки во рту не было.

Желая ей сгореть, предпочтительно в муках и корчах, я поплелась на кухню. Баба-яга следовала по пятам.

– Как ты, зайчик, справляешься в институте? Мой Нолик от этих курсовых воет волком.

– Извините, Софья Борисовна, но я должна погладить белье.

– Кисочка, мы же свои люди, не обращай на меня внимания.

Гладить я пошла в ванную. Гладильной доски у нас не было. Я положила на края ванной чертежную доску, а сверху байковое одеяло. Доска занимала половину ванной, в оставшееся пространство можно было влезть. Я включила утюг и начала гладить блузку. Софья стояла в дверях и бубнила про «миленькое голубенькое платьице», которое она достала в комиссионке для своей дебилки Гули… Я боялась, что раскрою ей голову утюгом.

– Софья Борисовна, не могли бы вы посидеть в комнате, я хочу принять душ.

– Неужели ты меня стесняешься, ласточка? Впрочем, все дети одинаковы, Гулька тоже меня из комнаты выгоняет… Ну, ладно, ухожу, ухожу.

Я закрылась на крючок, разделась, пустила горячую воду и влезла в оставшуюся половину ванны. Наконец я нашла место, где можно предаться отчаянию без посторонних глаз. Почему он не пришел? Слезы, мешаясь с горячей струей, текли без остановки, и сквозь шум воды я не услышала звонка.

– Не беспокойся, я открою, – пропела за дверью Баба-яга.

И вдруг раздался Витин голос:

– Скажите, пожалуйста, Люда дома?

Я вскочила так стремительно, что свернула чертежную доску и раскаленный утюг съехал на мою мокрую спину. Я задохнулась от боли и собственного крика и не помню, в каком порядке развивались события. Софья Борисовна пронзительно верещала, Витя высадил дверь в ванную и сорвал с моей спины утюг вместе с лохмотьями кожи и мяса. Потом появилась скорая, потом родители… Даже сейчас у меня на спине «особая примета» – коричневое пятно, имеющее размер и форму подошвы советского электрического утюга.

День Утюга считается днем начала нашего романа. Первые две недели он протекал в травматологическом отделении Куйбышевской больницы. Витя навещал меня каждый день, притаскивая, по папиным словам, «груды оранжерей». Забирать меня из больницы он приехал вместе с родителями. После обеда папа ушел читать в свой кабинет, а мама уселась на телефон оповещать приятельниц о благополучном исходе утюжной эпопеи. Мы остались одни, и Витя сделал мне предложение. Оно было принято без колебаний. Я только попросила, чтобы Витя, соблюдая формальности, поговорил с родителями. Мама намертво прилепилась к телефону. Витя кружил поблизости, чтобы улучить момент между звонками, я от волнения и страха выскочила на лестницу. Вот мама, наконец, повесила трубку, и Витя, набрав воздуха в легкие, выпалил:

– Надежда Филипповна, я хочу просить у вашей дочери вашей руки.

Мама поперхнулась и, подвывая от смеха, уронила голову на телефон.

– Витя, спасибо, я польщена, но в некотором роде я уже замужем…

Почему-то и папа, и мама встретили новость, как национальное бедствие. На кого они рассчитывали? На английского принца?

Мы подали документы в ЗАГС в середине мая. И 1 июня должны были расписаться. Видя траурные родительские лица, мы решили не усугублять драмы и свадьбу не устраивать.

Накануне похода в ЗАГС мама с папой сказали, что с нами туда не пойдут, потому что не могут перенести, чтобы их единственная дочь ни с того ни с сего…

– Но я его люблю!!!

– Мало кто кого любит, – хором отвечали они. – Это что, основание, чтобы сразу нестись под венец?

Однако ни в час, ни в два, ни в три Витя Штерн не появился. Родительские лица светлели на глазах. Каждые пятнадцать минут звонил папин брат Виктор Иванович и осведомлялся, «прорезался» ли жених. Даже теперь, давно миновав серебряную свадьбу, я холодею, вспоминая тот день. Но надо отдать должное и силе Витиного характера. За все эти годы, невзирая на мольбы, угрозы и скандалы с рукоприкладством, он так и не научился никуда и никогда приходить вовремя.

ЗАГС закрылся в пять часов. Витя Штерн явился в семь с корзиной божественных белых роз.

– Простите, я, кажется, немного опоздал, – смущенно сказал он. – Ездил далеко… Я привез эти розы из Колпино.

Романтическая мама прослезилась.

– Ты привез эти розы из рая… – И поцеловала Витю в нос.

На следующий день Витя опоздал совсем ненамного, но пока мы добрались до ЗАГСа, так переругались, что секретарша отправила нас со второго этажа на третий, где регистрируют разводы.

Мы помирились, но медовый месяц откладывался до августа. На следующий день мы разъезжались в разные стороны на летние практики. Он – на Урал, в Березники, а я – в Армению, на озеро Севан. Романтическая встреча должна будет состояться 15 августа, в два часа дня, на вокзале в Новом Афоне.

Окончив в начале августа практику на озере Севан, я отправилась на поезде Ереван – Москва в Новый Афон навстречу медовому месяцу и семейной жизни. В купе за мной принялся ухаживать конопатый нестарый грузин. Угощал клубникой и вишней и прозрачно намекал на свое высокое общественное положение. Узнав, что я – «молодоженка» и надежд на любовь с первого взгляда нет, он повел себя вполне разумно и превратился в преданного друга.

– Слушай, зачем тебе ехать в Новый Афон? Чего ты не видела в Новом Афоне? Там стоит скука, там преобладают монахи. Нормальные люди отдыхают в Сухуми. Сухуми – столица, снабжение как в Москве и бурная ночная жизнь. И не буду хвастаться, но Шотик Брегвадзе имеет там кое-какой вес.

– Большое спасибо, Шота Георгиевич, но я никак не могу остаться в Сухуми, через три дня в Новый Афон приедет мой муж. Я еще должна комнату найти.

– Обижаешь… В Сухуми тебе и пальцем шевелить не придется. Поселю как королеву. Чтоб никакой шантрапы вокруг не было.

– Но мой муж будет ждать меня в Афоне.

– Ждать, ждать, заладила как попугай. Прикажу ему, чтоб ехал в Сухуми, и поедет как миленький… на цыпочках прибежит, сама увидишь. Скажи только, откуда едет и когда.

– С Урала, из Березников. Пятнадцатого августа. В Афоне ждет меня телеграмма до востребования.

– Телеграмму доставим в Сухуми. И поселю вас в пансионате «Синоп». Там – море и солнце. Там – пальмы и волны. И слово мое – закон природы. Обещал и сделал. Я этим знаменит, клянусь, и никогда еще не подкачался!