Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Стол был накрыт на троих и, Боже, что это был за стол! Пир запахов и цветов. В центре высилась башня маринованных закусок, перевитая, словно плющом, кинзой и тархуном. На блюде покоился жареный поросенок, из его пасти торчала бумажная роза. Дымились хачапури. Лобио и сациви издавали аромат нездешних трав. Между блюдами мерцали бутылки коньяка и грузинских вин. Мы начали ужинать в полном молчании. От главного зала нас отделяла лишь бархатная портьера, и, хотя я не видела, что там происходит, до нас доносились голоса, смех и звон бокалов. Но вот заиграла музыка, задвигались стулья. Портьера отодвинулась, и в кабинете возник Шота. Рыжие кудри ореолом вились вокруг его головы, конопатое лицо побагровело и лоснилось. Шота был более чем навеселе.

– Кушай не стесняясь, не заботясь и не торопясь, – сказал он. – Тебе предстоит провести тут пару часиков. Скоро велю подавать шашлыки и табака… Лучшие в Абхазии и в мире. А я, как разделаюсь с начальством, так и присоединюсь.

– С кем ты там любезничаешь, Шота? – Из-за портьеры выглянул стройный седовласый человек с наружностью светского льва. Увидев меня, он сделал круглые глаза и тихо свистнул.

– Школьные друзья, абсолютно ничего интересного, – забормотал Шота, оттесняя седовласого плечом.

– Да неужели? А по-моему, очень даже интересно. – Светский лев шагнул в кабинет. – Это Ашотик-то – школьный друг? Ну и чувство юмора у тебя, специфическое… Ашот, ты хоть знаешь, что значит слово «школа»?

Ашот стоял, вытянувшись по стойке смирно, и отвечать не осмеливался.

– А барышня откуда? Я в твоих курятниках ее раньше не встречал.

– Не барышня она вовсе, а жена закадычного друга, гениального математика из Ленинграда. Он завтра к нам приезжает.

– А пока что ты барышню развлекаешь… похвально… Сниму-ка я с тебя часть заботы. Можно с вами потанцевать? – обратился он ко мне и, не дожидаясь ответа, добавил: – Пойду закажу танго для начала.

Седой вышел. Трикотаж все еще не смел шевельнуться.

– Это Павлик Берзенешвили, генеральный прокурор Грузии, – скороговоркой выпалил Шота. – Развратник и угодник, практически бонвиван. Не вздумай с ним связываться.

Он сунул руку в карман, вытащил револьвер и ловко бросил его мне на колени. От неожиданности и прикосновения холодного металла я вся сжалась и успела лишь прикрыть револьвер полой скатерти, как прокурор появился опять.

– Не откажете? – Он протянул мне обе руки.

Я взглянула на Шоту. Он задумчиво смотрел вдаль поверх моей головы.

– Спасибо, не могу… вернее, не умею.

– Ну, извините. – Прокурор нахмурился и вышел.

– Рисковый вы человек, Шота Георгиевич! – впервые раскрыл рот Трикотаж.

– А, пустяки… старый проверенный трюк… женщина не может танцевать с оружием на коленях.

– Но женщина может переложить оружие с коленей на стол. – Испуг прошел, и я обозлилась.

– Порядочная женщина… никогда! Посуди сама, головой своей посуди. Если увидят, что я бросаюсь револьверами, скинут со всех постов и лишат кровью и потом заработанного имущества. Не говоря уже о том, что придется отсидеть… В первом приближении лет пять, не меньше. Порядочная женщина, с моральными принципами, этого никогда не допустит. Знаю, будучи психолог. Давай обратно игрушку. У меня без нее карман пустой.

– Сами возьмите, я боюсь даже трогать его.

– Да он не кусается. Разве что стреляет… И то не во всех. – Одобрив хихиканьем свою остроту, Шота спрятал револьвер в карман и оглядел стол. – Всего хватает? Или дополнительно распорядиться? – И он исчез.

Вечер тянулся бесконечно. Трикотаж пил коньяк и мрачнел все больше. У него был такой вид, будто час назад он похоронил семью. Наконец я попросила, чтобы он отвез меня в «Синоп».

– Шота Георгиевич не распорядились.

Музыка в главном зале замолкла, зашаркали подошвы, стихли голоса. Бал кончился, Шота не появился.

– Вы всю ночь собираетесь меня тут держать?

– Не знаю. – Трикотажное лицо выразило растерянность. – С одной стороны, было велено сторожить и развлекать, с другой, – не было приказано, до какого часа. А вдруг он имел планы?

– Какие еще планы! Немедленно везите меня в «Синоп».

Мы вышли из ресторана. Было душно, в черном небе поблескивали слишком яркие узоры звезд, в кустах дребезжали цикады, воздух был напоен ароматом душистого табака. На стоянке, кроме нашей «Волги», – ни одной машины.

– Какие планы имел насчет меня Шота Георгиевич?

– Кто их знает… Например, отдохнуть в домике. – И он махнул рукой в сторону невидимых гор.

Не успели мы отъехать, как нас ослепили фары, и из кромешной тьмы вынырнул военный газик с Шотой за рулем.

– Удачно, что застал. Не обижайся, дорогуша, дела есть дела. Отвезу тебя, красавица, в «Синоп» собственноручно, а ты, Ашот, перегони «козла» в гараж.

– В каких это домиках вы отдыхаете, Шота Георгиевич?

– Я? Я отдыхаю? Да кто тебе сказал такую глупость? Ашот тебе сказал такую глупость? Ашот, ты азиат с низким культурным уровнем. Мне стыдно, что ты носишь национальность абхаза.

Подъехав к пансионату, Шота выскочил из машины, помог мне выйти, проводил до входных дверей и на прощанье поцеловал руку, продемонстрировав тем самым высокий культурный уровень.

– Завтра в четыре будь готова. Поедем на вокзал встречать мужа, а по дороге заскочим в Ботанический. Я распорядился, чтобы настригли роз… Чао.

Скорый Москва – Тбилиси подъезжал к вокзалу Нового Афона. Витя вышел из купе и в нетерпении пританцовывал в коридоре рядом со своим чемоданом. В тот самый миг, когда состав дернулся и замер, в него с двух сторон вскочили вооруженные солдаты в форме КГБ с васильковыми кантиками и пошли навстречу друг другу, выкликая: «Штерн! Виктор Штерн!»

– Я Штерн, – выдохнул Витя побелевшими от ужаса губами.

Они сгрудились вокруг него, намертво закрыв выход, и старший лейтенант КГБ повертел перед его носом удостоверением.

– Вам приказано следовать до Сухуми.

– Почему? Что случилось? – Витя сделал попытку шагнуть вперед, но наткнулся на живую стену.

– Гражданин Штерн, соблюдайте порядок, а то мы будем вынуждены применить силу. Это не в ваших интересах.

– На одну минуту! Меня здесь встречает жена! Она где-то на перроне, я должен предупредить ее!

– Вы должны подчиняться приказу, а приказ есть – не выпускать вас в Афоне.

– Ну можно я хоть крикну ей?

– Я тебе крикну! Я тебе так крикну! – потерял терпение лейтенант.

Поезд тронулся. Витю затолкали в купе, вслед за ним набились солдаты с целью неусыпного наблюдения. В сопровождении военного эскорта Виктор Штерн отправился в Сухуми.

– Скорый поезд номер семнадцать Москва – Тбилиси прибывает в столицу солнечной Абхазии город Сухуми. Стоянка поезда – двенадцать минут, – прохрипел громкоговоритель.