Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Едва удерживая колючую охапку роз, я бросилась вдоль вагонов. Шота семенил следом. Со ступенек вагона номер 5 соскочили двое солдат и встали по обе стороны двери. За ними спустился офицер, увидел Шоту и, вытянувшись в струнку, отрапортовал, что задание выполнено. Потом из вагона высыпали остальные защитники родины, и, наконец, в тамбуре показался Витя.

– Привет, Витенька! – закричала я. – Видишь, как замечательно всё получилось?

Он стоял не шевелясь и смотрел на меня затравленными глазами.

– Да выходи же, наконец, приехали!

Витя медленно спустился со ступенек вагона.

– Здравствуй, милый, здравствуй, родной, с приездом! – И я протянула ему розовый куст.

– Это твоих рук дело? – спросил Витя бесцветным голосом.

– Конечно! Вместо того чтобы тащиться в Афон, я…

Витя размахнулся и закатил мне пощечину немыслимой силы. Розы рассыпались по платформе, я с трудом удержалась на ногах. В глазах заскакали золотые искры, в голове загудел Царь-колокол. Солдаты подбежали к Вите и скрутили ему за спиной руки.

– Отставить! – взвизгнул Шота Георгиевич. – Отпустить, но держать! Не по нашему это ведомству! Мы бандитами не занимаемся. Солонидзе! Багатурия! Вызывайте милицию! А то приезжают культурные и хулиганничают!

Так начался наш с Витей Штерном медовый месяц.

Преддипломную практику я проходила в Северной Карелии, в непроходимых, по моему мнению, лесах. И вот пятый день мы бредем по карельскому бурелому под осенним моросящим дождем. Мокрые ватники облепляют, словно компресс. Четыре ночи мы спали в лесу на хвойных прутьях, а ели последний раз позавчера. Кстати, по моей вине. Перебираясь по бревну через порожистую Осинку, я поскользнулась и сверзилась по грудь в ледяную воду. Меня извлекли при помощи суковатых палок, но рюкзак с консервами и хлебом утоп безвозвратно.

– Не переживайте, графиня, – ободряет меня начальник отряда Валя Демьянов. – Спасибо, сами целы.

Он идет впереди, на спине неподъемный рюкзак с образцами. Спутанные лохмы до плеч и фантастическая выносливость придают ему сходство с лошадкой Пржевальского. Следом плетется Леша Рябушкин, щекастый, дородный, с еще недавно холеными усами. Леша обвешан датчиками и зондами, из кармана торчит счетчик Гейгера. Я тащусь сзади, замыкая шествие. Мне двадцать лет, и это полумиллионная съемка, настоящая геологическая экспедиция.

Кажется, что единственное население леса – мошка и комары. Наши лица укутаны плотной зеленой сеткой, издающей тошнотворный запах «ангары», на головах – шлемы, на ногах – резиновые сапоги выше колен, на руках – перчатки до локтя.

От голода мутит, в ушах колокольный звон. Только бы не споткнуться. Свалюсь – не встану.

– Веселей, мартышка! – оборачивается Валя. – Через час будем на дороге.

Итак, маршрут закончен. Позади сто двадцать километров съемки. На согнутой Ванькиной спине – десятки образцов, килограммы отмытого в ледяных ручьях песка.

На большаке нас должна встречать экспедиционная машина. До базы еще шестьдесят километров.

– Как вы думаете, приехал Петька? – тоскливо спрашиваю я. Леша пожимает плечами.

С тех пор как начальница экспедиции, грузная тетка в летах, сделала шофера Петю своим фаворитом, он просто сказился.

– Брось ты, Петрушка, волноваться, – раздавался из «генеральской» палатки нежный шепот престарелой Мессалины. – Выпей и отдыхай. Небось, здоровые коблы, дотопают, ноги не отвалятся.

…И вот перед нами большак. Петьки нет и в помине. Мы валимся на обочину и «отключаемся» – то ли сон, то ли обморок. Через час Валя расталкивает нас.

– Нечего ждать милостей от природы, двинем на станцию, авось к какой дрезине прицепимся.

– Но Петьке я кости переломаю, – флегматично говорит Леша. – На нас наплевать, девку бы пожалел.

До станции километров шесть, но мы так измучены, что еле плетемся. Когда наконец замаячили огни Лосевки, уже почти стемнело.

– Гляньте, есть все же Бог! – кричит Леша. На путях готов к отправке товарняк, груженный лесом.

– Без паники, – приказывает Валя. – Идем в обход, чтобы с платформы никакая сволочь не засекла.

Мы обогнули состав с хвоста и вскарабкались на площадку. Вскоре с платформы раздались свистки, поезд с лязганьем и скрипом тронулся.

– Ну, не везуха ли? – ликует Леша, устраиваясь поудобнее. – Едем, как короли!

Часа через полтора, проскочив без остановки два полустанка, товарняк замедлил ход.

– Ребята, нас доставили в Шелтозеро, – сказал Валя. – Платформа будет справа, готовься к десанту слева.

Поезд дернулся и замер. Мы в последнем вагоне, огни платформы маячат далеко впереди. Вокруг кромешная тьма. И вдруг приближающийся топот, нас ослепляет свет фонарей.

– Руки вверх!

С обеих сторон вагон окружен солдатами с автоматами наперевес. Мы ошалело топчемся на площадке.

– Руки вверх!

Неуклюже, как кули, сваливаемся на землю. Кто-то саданул мне прикладом в спину. Наши руки поднялись.

– Снять оружие и положить к ногам! – пролаял офицер.

Леша стоял, обвешанный своими приборами, и растерянно таращил глаза.

– Лейтенант Курочкин, переведите.

Вперед выступил курносый альбинос и внятно и медленно произнес что-то на абсолютно неизвестном языке. Валя прыснул.

– Чего это он лопочет, по-фински, что ли? – повернулся Леша к Вале.

– Леха, сними свою сбрую, – сказал Валя.

Леша начал медленно расстегивать ремни.

– Понимаете по-русски? – пролаял капитан.

– Вполне… хотя с таким русским сталкиваемся впервые.

Леша бережно положил приборы на землю. Трое солдат, наклонившись, принялись рассматривать датчик и зонд.

– Что это?

– РП-1, геофизический прибор для поисков урана, он не стреляет.

– Разберемся, следуйте за мной. – И нас повели вдоль состава.

Впереди, почти впритык к паровозу, стояли два военных «козла». Из паровозной кабины пялились черномазые машинист и помощник. Я показала им язык. Нас впихнули в машину, на подножку вскочили четыре охранника. Через минуту машина остановилась перед длинным бараком, метрах в трехстах от станции.

– Это что за учреждение? – простодушно спросил Леша.

– Железнодорожный отдел КУКГБ, – буркнул офицер.

– КУ чего? – не расслышал Леша.

– КУ того! – прошипел сзади Валька.

Нас ввели в комнату с такими же зелеными стенами, как коридоры в сухумском СЖОКГБ, двумя сейфами и письменным столом, и приказали встать у стены. Трое солдат вытянулись у входной двери. Офицер уселся за стол.

– Капитан Демин, – наконец представился он и, вытащив из ящика помятые бланки, обратился к Вале:

– Фамилия, имя, отчество.

– Сталин умер, но дело его живет? – игриво спросил Валя.