Татьяна Раутиан - Рассказы бабушки Тани

— А это богиня утренней зари.

— А что такое «персты»?

— Раньше палец был только один. Большой. А остальные назывались персты. Поэтому мы говорим пер чатки, а не паль чатки, и пер стень, а не паль стень.

А главное — главное! — оказалось, что древние греки говорят хотя и понятными словами, но совсем не так, как мы. Например, вот так:

Вот это по-гречески. И началась совсем новая игра — в древних греков. Я была Афина, а Юра был Одиссей. Надо было говорить так, как древние греки. Это было очень трудно и интересно. Афина говорила Одиссею:

И Одиссей отвечал:

Получалось не очень по-гречески, но похоже. Потом, когда я стала большой и взрослой, нашла книгу для детей. О древних греческих богах и героях. Там были пересказаны всякие их приключения. Не только про Одиссея, но и про других богов и героев.

Но читать не хотелось. Потому что в этих книгах древние греки и даже их греческие боги говорили совсем не так, как говорят древние греки. А просто, обыкновенно, как мы. Например, вот так: «Недалеко отсюда, в горах, к скале над морем прикован титан Прометей. Он похитил у богов искру божественного огня и подарил людям. За это боги жестоко покарали его» .

И непонятно, как это происходило и кто это говорит.

Однажды я заболела. Ничего особенного, просто температура и горло. Это была ангина . А когда ангина, надо спокойно лежать и не прыгать. А то болезнь из горла перейдет еще куда-нибудь. Мама строго сказала, что надо лежать и не прыгать. И ушла на работу.

Но лежать тихо было очень скучно. Я скоро забыла строгие мамины слова и стала прыгать на своей пружинной кровати. Это ведь так весело! Но мама была права. Заболело сердце! И пришлось отправить меня в больницу.

Это была очень хорошая больница. Имени детского доктора Раухфуса, который когда-то ее основал. Мне очень там нравилось. В больнице был веселый доктор, который все время нас смешил. Там было много игрушек и книжек. Там была просторная светлая палата и блестящий паркетный пол. На нем лежали огромные квадраты солнечного света. Потому что там были большие окна и солнцу было удобно в них заглядывать. Эти солнечные пятна, наверное, были теплые. Очень хотелось по ним босиком побегать. Но — нельзя!

От долгого лежания я совсем разучилась бегать. Даже просто ходить разучилась. Это было очень смешно. Ведь ангина давно прошла. Пора бы уже встать и ходить, как все. Но почему-то не получается.

Попробовали учить меня ходить. С двух сторон под ручки — и по коридору. А ноги не слушались и болтались как у тряпичной куклы. Тогда доктор сказал: «Ну это дело долгое. Ты сама теперь должна стараться ходить. У тебя братья есть, они мужчины, они сильные. Вот пусть тебя водят».

И меня отпустили домой. Ура! В больнице хорошо, но дома все-таки веселее… И теперь меня учили ходить дома.

Как-то раз няня привела меня за стол, принесла обед и ушла с маленькой Аленой гулять. Я съела свой обед и захотелось «домой» — в свою кровать. А никого нет, чтоб отвести. И я решила пойти сама. И пошла. Меня качало как на корабле в бурю. Стукнулась сначала об стул. Потом об дверь. Потом об сундук. Потом об вешалку для пальто. Потом об другую дверь. Потом об комод. И наконец-то я шлепнулась на свою кровать. Это было очень смешно.

После этого твердо решила: буду ходить сама. А то никогда не научусь. И стала ходить сама. С каждым разом все меньше стукалась. И постепенно начала ходить, а потом даже немножко бегать.

После этой болезни я была тощая, хилая и слабая. Тогда папа и мама подумали, что надо меня «подкормить». А в те времена, в 1932 году, никакой такой особенно полезной еды в магазинах не продавалось. Тогда папа и мама решили отправить меня в дом отдыха. Например, в Петергоф. Дом отдыха был там во дворце, где раньше жил царь. И там очень хорошо, прямо по-царски кормили.

Но меня не приняли: «У нас дом отдыха для взрослых!» Тогда папа с мамой придумали: пусть папа живет во дворце, а я где-нибудь еще. И я буду ходить в столовую с посудой. И мне будут давать такие же обеды, завтраки и ужины, как взрослым, которых приняли. И я буду эти завтраки, обеды и ужины приносить к себе домой. Не в Питер, конечно, а в тот дом в Петергофе, где буду жить. И буду кушать у себя дома. И буду сама мыть посуду, как взрослая. И сама буду вовремя ложится спать и вставать. Сама! Я ведь большая уже, пять лет.

И стала я жить одна. Совсем одна! Без мамы, без папы. У меня была отдельная комната! С отдельным входом! И был ключ, как у взрослой! Я сама стирала свои платья и трусики. Сама ходила во дворец за завтраками, обедами и ужинами. Это было очень-очень интересно. Хозяйкин дом мне нравился. Если взлететь как птица и посмотреть на него сверху, он похож на букву Г, только смотрит в другую сторону. Там был большой бетонный ящик. Когда шел дождь, то вода стекала с крыши в этот ящик, и хозяйка потом поливала свой огород.

Папа приходил ко мне в гости!

— Тук-тук!

— Войдите!

Папа боялся, что в парке можно заблудиться, и что я там потеряюсь, и меня никогда-никогда не удастся найти. Поэтому мы там гуляли вместе. В парке мы нашли огромную елку-маму. Вокруг нее росли елочки-детки. Папа сказал, что нижние ветки доросли до самой земли. Тогда их присыпали землей. И ветки подумали, что у них свои корешки появятся, и они станут не мамиными ветками, а настоящими елками. Но пока они были еще маленькими елочками, даже меньше меня.

Во дворе у хозяйки жила большая собака. Она все время лаяла очень громко, страшным голосом. Но покусать меня не могла, потому что ее привязали на цепь. Как-то раз шла я домой и несла свой обед. Я была уже в трех шагах от двери. И вдруг собака сорвалась с цепи! И помчалась прямо ко мне! Что делать? Папа говорил, что убегать от собаки нельзя. Собака все равно догонит. Надо остановиться и посмотреть ей прямо в лицо.

И я остановилась. И эта огромная собака с разинутой пастью, с огромными острыми зубами подбежала ко мне, и прыгнула прямо на меня, и… лизнула меня в щеку! Собака вовсе не хотела мена кусать! Наоборот! Она была очень рада, что сорвалась, и ей захотелось рассказать мне, как хорошо жить без этой противной цепи.

Мы любили ходить к бабушке в гости.

— Тук-тук!

— Войдите.

Бабушка давала нам смотреть интересные и очень толстые книги. Там были картинки, и они закрывались тонкой папиросной бумагой. Но, прежде чем дать книгу, бабушка всегда отправляла нас мыть руки с мылом. Потом спрашивала: «А вы умеете перелистывать страницы правильно, как культурные люди?» И мы старались перелистывать страницы, как учила бабушка, — как культурные люди.