Игорь Добролюбов - Осколки памяти

- Прекратите эти танцы! У нас так не танцуют! - заявил он.

Андрюшка прекратил танцевать, мы быстро удали­лись от веранды и натолкнулись на администратора, ко­торый сказал, что Ромм вас зовет к себе в номер.

Пришли к Ромму в номер. Садимся на диванчик тес­но-тесно, по спине холодок: было достаточно того, что Ромм позвал нас прямо в номер и что от нас пахло вод­кой. Казалось, что вот он, конец, наступает.

Михал Ильич говорит:

- Ребята, а вы знаете, как я совершенно изумитель­но готовлю сациви?

Молчим.

- Для того чтобы приготовить настоящее сациви, нужно...

И далее следует весь рецептурный и приготовитель­ный комплекс.

Ромм заканчивает свой достаточно длинный моно­лог:

- Вот приедем в Москву, я вас всех приглашаю на дачу, приготовлю вам сациви, тогда и выпьем. А сейчас не надо.

Вот такой житейской мудрости он и учил. Теперь-то я понимаю, что он учил нас жить. Жить правильно.

Хотел отдохнуть, пришлось работать

Однажды летом мы приехали из ВГИКа в Минск на каникулы. Решив отдохнуть, как люди, отправились на рыбалку на Браславские озера. Только разбили палатку, расположились - приезжает машина со студии с запис­кой от Чарика Викторова: "Игорь, проблемы со съемка­ми, Один не может, другой по срокам не успевает. Приез­жай на одну из центральных ролей".

И играл я с Александрой Назаровой и Виталиком Со­ломиным. Он - герой-пескоструйщик, а я - спортивный телерадиокомментатор, отвратительный соблазнитель, ко­торый заманил его возлюбленную, героиню-маляршу, на дачу. А там и шампанское, и все остальное... Но она неожи­данно сбежала, а я остался на этой даче один. Вот такое кино.

Многое мне было непонятно, но что вызывало самое большое недоумение - это сама малярша. Зачем она мне нужна? На что режиссер отвечал: "Играй. Так написано". Фильм назывался "Любимая".

Футбольный матч, кстати, я комментировал, как Бог на душу положит, - никакой же я не комментатор.

Вот такие получились вакации.

Традиционно во время летних каникул всех белорус­ских студентов, обучающихся во ВГИКе на разных факуль­тетах, собирал у себя в кабинете министр культуры Бело­руссии Киселев. Кофе там подавали. Всем нам выписали центральные белорусские газеты, которые в Москве мы исправно получали, чтобы не шибко отрывались от родной земли, знали, что у нас в республике происходит.

"От старого акушера"

Не помню, по какому делу я был у Михал Ильича. Прихожу к нему в кабинет и вижу стопку книг - только что из типографии. Он разговаривает со мной, одновре­менно раскладывая на своем красивом бюро пасьянс, а я все думаю, как бы это книжку выпросить. Ромм, заметив мое нетерпение, говорит: "Да не ерзай ты! Подарю!"

Закончили мы разговор, он не глядя берет из стопки книжку, очень быстро что-то пишет и отдает мне.

В прихожей мы прощаемся, как всегда нежно, по-до­машнему, я выхожу на лестничную клетку и, конечно же, сразу открываю книгу, а там написано: "Игорю Добролю­бову - хорошему человеку от старого акушера". Под­пись - "Ромм".

Вот тут-то я и остолбенел: почему акушер? Сел на ступеньки около лифта, растерянный и обалдевший. По­том понял, что акушер - это человек, который помогает при родах. Не рожает сам, а помогает родиться. Слезы по­текли - вон там, за дверью, остался гений, а тут - стру­чок, не способный расшифровать его надпись.

Красноречивые немые этюды

Практическое обучение студентов режиссуре было организовано четко: сначала тебе давали 100 метров пленки, и ты снимал немой этюд, позже 150 метров - звуковой этюд. Ребята-старшекурсники, два будущих режиссера, узнав, что я до ВГИКа играл в театре, пригласили меня, еще первокурсника, сниматься в их немом этюде. Я не понимал, чего они от меня хотят, и что надо делать. Когда попадаешь на чужую площадку, не ориентируешься, чего хочет режиссер. Они же, похоже, считали, что раз я артист, то должен соображать. Но я ничего не понимал, был совершенно растерян и какую-то колбасень там вытворял. Простите, ребята.

Чудная работа была у Гунара Пиесиса "Девочка со спичками". Во ВГИКе много говорили о нем как об очень талантливом студенте. Я буквально обомлел, когда по­смотрел его картину: как будто впервые увидел нечто подобное "Броненосцу Потемкину"! Свой парень, одно­кашник, каждый день с ним сталкиваешься в коридо­рах - и тут такое!.. А потом он как-то исчез из поля зре­ния. Так бывает.

Пришло время, и я сам снимал свой режиссерский этюд. Работал с двумя операторами: один из них Василь­ков, а другой Чуковский, вроде родственник Корнея Ива­новича Чуковского. Он и познакомил меня со своим дядь­кой Николаем Чуковским, который в газете "Известия" опубликовал свой рассказ "Мост", Такая, знаете ли, ро­мантическая штуковина: на велосипедах едут мальчиш­ка с девчонкой, заинтересовались друг другом, въехали на недостроенный мост и свалились в воду. Выбрались они на островочек и сидят там. На этом все и кончалось. История мне запала в душу.

Вскоре я был направлен в Минск делать курсовую работу, и решил я снять ее по рассказу "Мост".

Вот как встретил меня на "Беларусьфильме" наш ко­рифей Владимир Владимирович Корш-Саблин. "Чему тебя учил Ромм, - сказал он, - мы увидим на экране, а вот у оператора, которого ты берешь, еще нет ни направления, ни диплома. Это у него даже еще не курсовая работа, это только твое желание". А оператором я взял минчанина, вгиковца. Как было не взять своего парня? "Нам в производстве, - продолжал Корш-Саблин, - надо, чтобы было “резка”, чтобы все соответствовало техническим парамет­рам. Я уже человека наметил, поговорил с ним, он не бу­дет мешать, все будет ладно, будет помогать".

Это был Георгий Яковлевич Вдовенков, скромней­ший человек, который всю войну прошел с камерой в ру­ках. Когда Роман Лазаревич Кармен делал большую кар­тину "Великая Отечественная", там были и кадры, снятые Вдовенковым.

Мы нашли старый деревянный мост в районе Черикова, проложили к ним въезд для ребятишек; опытные люди научили, как создать видимость того, что они пада­ют. Отыскали среди местных моряков парня, который со­гласился прыгнуть. "Дела большие!" - сказал он, на что директор картины Аким Акимович Жук возразил: "Нет, погодите. Сейчас вызовем водолазов, осмотрим дно - вдруг там торчит что-нибудь?" Осмотрели все очень тща­тельно, дно оказалось, слава Богу, чистым. И прыгнул парень с велосипедом. А когда перед вхождением в воду раскрывался, ударился рукой о проплывающий листок с дерева. И рука моментально вздулась. Жуткое дало!

Это тоже был мне урок, как внимательно нужно под­ходить к каждой мелочи. Аким Акимович, опытный ди­ректор, сделавший столько картин, очень заботливо ко всему относился, и к этой "финтифлюшке" подошел, как к серьезной картине: мы много ездили, выбирали натуру, велосипеды у нас были тщательно проверены, и вертолет для последнего кадра обеспечен. Двое - мальчик и девоч­ка - сидят на острове, отвернувшись друг от друга, а вер­толет, с которого снимали, взлетает, и они становятся все дальше, дальше, и остаются вдалеке точечками...