Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

Большим увлечением Георгия была фотография. Здесь у него всё было поставлено на серьёзную основу. Аппарат «Фотокор» выполнял снимки на стеклянную пластин­ку. Для получения качественного снимка нужно было, с учетом чувствительности пластинки и в зависимости от условий съёмки, задать правильную диафрагму и вы­держку. Это не так просто, как в современном японском аппарате, где за тебя всё делает автомат. Для определения диафрагмы нужен фотоэкспонометр. Выдержка рассчи­тывалась по таблице. Георгий оборудовал свою фотола­бораторию красным фонарём и фонарями для подсветки при съёмке. У него были специальные фабричные дере­вянные кассеты с зажимами для получения снимка с не­гатива, куда закладывались стеклянная пластинка — не­гатив и бумага. Был у него и плёночный «ФЭД». Многие снимки, которые я привожу в книге, сделаны Георгием.

После окончания школы он прошёл приписку к воен­комату и обучался на курсах всеобуча шофёрскому делу для подготовки к армии, но доучиться и получить права не успел.

Георгий. Фотография 1941 года

По его желанию до армии поработать, мать устрои­ла его на работу в слесарную мастерскую типографии им. Склепина. Типография и работа пришлись ему очень по сердцу. Позднее из армии он постоянно в письмах про­сил рассказать о типографских новостях.

В январе 1943 года его, в возрасте 17 лет, призвали в армию.

Передо мной множество солдатских писем-треугольников. Некоторые на настоящих типографских открытках армейского письма с надписью «Смерть фа­шистским захватчикам», а в конце войны — со стихом Маршака «Солдат». Есть письма на тетрадной странице в клеточку, на бланке учёта укладки парашютов, на об­ратной стороне каких-то хозяйственных справок и даже на чистых местах писем, посланных ему нами. Адресова­ны они, в основном, матери и начинаются словами: «Здо­рово, мама», но есть и мне, и Петру, и отцу. В одном из пи­сем он писал: «Пусть не обижаются родные, что я письма больше адресую матери. В её лице они всем вам». Мать сохранила все эти письма. После её смерти они перешли ко мне. Конечно, она читала их нам при получении, но мне тогда было 8-9 лет, и теперь я гляжу на них совсем другими глазами.

С нашим Георгием была призвана не одна сотня архан­гельских мальчишек, иначе их не назовёшь, в большин­стве своём 1925 года рождения, им было по 17-18 лет. Так, вместе с Георгием в ряды Красной Армии был при­зван Прокопий Галушин, именем которого в 1981 году названа улица в округе Майская Горка.

Георгий попал в военно-пулеметное училище, разме­щенное в Цигломени — посёлок Севстрой, 17. В одном из первых писем домой он пишет: «Ребята почти все свои, например, Анучин, с которым я учился лет 5-6, да и дру­гие со мной учились на всеобуче, а их большинство...» Там же, в училище, оказался его закадычный друг Воло­дя Тарутин. Скорее всего, на взводы их делили, построив в шеренгу по росту. Георгий пишет, что с Володей они вместе, «только он повыше, и поэтому мы находимся че­рез коридор».

Письма очень ярко характеризуют обстановку, в кото­рую ребята попали, как встретили, чем кормят (суп три раза в день кажется ему хорошей кормёжкой, ведь дома в 1942 году он наголодался), во что одели, чему учат.

Цигломень недалеко от города, но тогда это был путь морозной зимой через реку пешком. Поражаешься тому, что родителям, проделавшим такой путь в свой един­ственный выходной, могли не разрешить встречу с сы­ном из-за плохо заправленной койки, например, а ведь в училище набрали солдат с избытком и постоянно отсеи­вали, посылая в другие части и на фронт. А другая встре­ча, в следующий выходной, могла и не состояться.

Письма Георгия у меня рассортированы по датам, и по ним можно проследить, какими дорогами войны прош­ли ребята, как трудно им было, о чём думали. Может, это тронет сердца многих архангелогородцев. Родители солдат вряд ли живы, но братья и сёстры может. Возмож­но, это прочтут и те, кто шагал рядом с Георгием, плечом к плечу.

В.П.Тарутин, друг Георгия. 1941 год

Читаю первое письмо.

«Цигломень, в/ч 672.

Здорово, мама!

Вчера, двенадцатого, прибыли в часть. Сразу послали в карантин, т.е. холодное помещение с проходом посереди­не и двумя рядами нар с обеих сторон (нижние и верхние сплошные), человек сразу на сорок-пятьдесят. Матрасов не было. Спали на своих котомках и на досках нар. Сна­чала не было воды, потом привезли из реки бочку воды. За день выдали в военкомате только две шаньги. Утром тринадцатого подняли часов в шесть утра. Пошли завтра­кать. На завтрак дали тарелку хорошего супа, причём та­релки не такие, как дома, а побольше. Дают один котелок на пять человек, так что выходит по тарелке на человека. А также дали чаю, тарелку сахара на весь стол (десять че­ловек). На каждого пришлось по две-три чайных ложки и кружка кипятка с чаем. Затем повели сдавать испыта­ния по русскому языку и математике письменно. По про­грамме шестого, седьмого, восьмого класса. Испытания сдал. Повели часов в шесть вечера на обед. Обед из супа (вкуснее всяких щей, которые как-никак, а всё-таки при­елись) но уже другого, с крупой и рыбными головами. И тушёная капуста с картошкой — тоже неплохая вещь. Затем часов в 8-9 повели, наконец, в баню. В бане всё бельё, за исключением железных вещей и котомки, сдали в дезкамеру. А сами пошли мыться и мылись часов пять-шесть, так как не было обмундирования. Наконец оде­лись. Всё велико, шапка мала, но, в общем, ничего. На­тельная рубашка относительно тёплая, кальсоны, штаны, гимнастёрка, ремень, портянки, обмотки, ботинки (ло­шадиные), шинель, ремень на шинель. В два-три часа повели ужинать. На ужин суп неплохой, вообще кормят неплохо. К завтраку гречки грамм 200-300. Сегодня, на­верное, выдадут матрасы, 2 простыни, одеяло. Вообще, расписание такое: подъём в 6 утра, отбой в одиннадцать вечера. Ходить ко мне совершенно не стоит. Во-первых, переться километров 14-15, потом — я ни в чём не нужда­юсь. Все вещи и котомки должны отдать обратно (ничего своего). Мой адрес: Архангельск, Цигломень, часть 672».

В училище курсантам всё время дают почувствовать, что они не рядовые бойцы, а будущие командиры Крас­ной Армии. Им читают лекции на политические темы, «приводят интересные факты и планы командования во время войны и после в отношении как союзников, так и немцев, сообщают секретные приказы»... Курсан­ты изучают всего понемногу: топографию, связь, мини­рование, вооружение. От них требуют знания теории, приказов, устава. Некоторые статьи приходится заучи­вать наизусть. Дисциплина очень строгая. Наряды вне очереди так и сыплются на правых и виноватых. Георгий пишет: «Курсанты к жизни в армии, когда каждый ко­мандир имеет неограниченную власть, может сделать с солдатом что хочет, а чаще всего и делает, — привыкают трудно. Кто не выдерживает и скажет поперек, в тот же день (и почему-то не днём, а ночью) моет пол вне очере­ди, а то и хуже — идет на «губу».