Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]

– Вы не скучали по семье?

– Будете смеяться: Маруся скучала по Эрмитажу, по его особенному запаху… (Уже и автору понятно, что запахи играли слишком большую роль в жизни Маруси). Особый запах начинался… в туалете, внизу, рядом с гардеробом. Это было какое-то дезинфицирующее вещество, которым пользовались, видимо, только там, и он встречал всех приходящих в Музей. Дальше – воск. Тогда все паркеты ещё натирали мастикой, и каждый зал имел свой особенный запах, по которому можно было ориентироваться. Маруся по запаху ощущала приближение египетского отдела, где лежала страшная мумия. Однажды классу объявили, что все едут в Эрмитаж, но что-то там не состыковалось. На обледеневшей набережной встретились только Маруся и Наташа Мёд, которая жила на Петроградской. Девочки бросились друг другу в объятия и, как и следовало, поскользнувшись на льду, рухнули, не разжимая объятий. (Так и не разожмём, друг мой, с которым почти не видимся!) Что делать? Идти в музей! Бесплатно же! Это был год примерно 63, толпы не стояли в очереди, смотрительниц надо было долго разыскивать. Что ещё нужно было двум девочкам для счастья? – Присвоить себе дворец со всеми картинами и коллекциями, бродить по нижним античным залам, поставив задачу: выбраться самим, ни у кого ничего не спрашивать!.. И, в самом деле, спрашивать было не у кого: пустые залы с античными скульптурами, под сводами которых эхом отдаются шаги двух детей… Ну, в египетском отделе фантазия разыгралась: а вот если бы наш класс сюда ночью запустили, а мы бы вылезли из саркофагов!!! Зато со второго этажа с итальянской живописью можно было спускаться по лестницам, прихватив воображаемые юбочки, играя в принцесс, которым принадлежит Всё Это!

Маруся вернулась в школу к четвёртой четверти с месячными, которые, то ли наступили, то ли ещё «мазали» – ну не с мамой же об этом говорить! – на грани отчисления из школы, потому что по всем предметам была – хана, как сейчас говорят. Один из главных людей в Марусиной жизни – учительница французского, Ленора (Ленинизм – Наше – Оружие) Яковлевна Гинзбург, на уроке начала диалог: «И когда вы займётесь спортом?» – «Когда я буду совсем святой!» – сказала Маруся, перепутав два очень похожих слова: святой и здоровый. Все захохотали, но Маруся, вдруг, неожиданно для себя, заговорила на языке.

Впервые, после ежегодных лагерей (пионерлагерей)! Марусю вывезли на дачу в Сиверскую, где ей всё лето приходилось решать алгебраические примеры, чтобы догнать курс математики.

Не могу не описать пионерлагеря.

В лагеря на лето отправляли всех, практически, детей. В первых числах июня перроны Балтийского и Варшавского вокзалов (Не упоминаем Финляндский – туда, на Карельский перешеек и Ладогу выезжали привилегированные, из специальных НИИ) заполняли толпы родителей и детей с чемоданами, в которые по списку были уложены подписанные (чернилами), или любовно вышитые, определённые начальством трусы, майки, носки…

Мама работала в санэпидстанции и имела возможность ус троить девочку в «самый богатый лагерь» – То ли от Кировского завода, то ли от «Красного треугольника». Маруся не страдала (а чего страдать, если другого опыта не было?) жила, как все: железный распорядок, утренняя линейка. «Будь готов!» – «»Всегда готов!», баня раз в неделю (с хозяйственным мылом), раз в неделю кино: «Человек-Амфибия» и «Марья-Искусница», на весь лагерь – бравурные песни, которые из памяти не изгнать.

Были, конечно, некоторые особенности.

Ну вот, скажем, перед обедом все двадцать с лишним отрядов собирались у столовой и ждали своей очереди войти. Чтобы как-то провести время, заводили хороводы… Ну, «ручеёк», конечно,

– А мы просо сеяли- сеяли…

Но и ещё более «жалостливые»: про «Первая дочь – красавица была…» или «Всё васильки, васильки…»

До нас, послевоенных детей, каким-то образом, под пионерским флагом дошёл подлинный народный фольклор не только в текстах, но и в сокращённых обрядах, стенка на стенку наступая, мы, не сознавая того, повторяли дошедшее из глубины веков, нынче почти забытое, хранимое только энтузиастами- фольклористами …

Я уж не говорю об анекдотах: «Срава Богу, проморчара, не сказара ничего!» – это что-то дореволюционное, явно. Или «Пока смотрел «Багдадский вор», то русский вор штаны упёр!» В самом деле, это были мои Университеты! Там всё рассказали и про особенности нашего телосложения, и про всё остальное! Но, самое, иглой сидящее в душе: народные военные песни. Блатняк, (пардон, шансон!) который инвалиды пели по вагонам: – «Милый папочка, – пишет Аллочка, – мама стала тебя забывать, стала модничать и кокетничать, с лейтенантами стала гулять…» И даже: «Вот кончился суд приговором, преступнику слово дано…. – Я – Сын трудового народа, отец мой родной – прокурор!»

Поразительно, как тогда, всего лишь пятьдесят лет назад, мы были пуповиной связаны с глубинными народными ощущениями… А при этом радио орало; «Будет людям счастье, счастье на века! У советской власти сила велика!»

А потом приезд кубинской делегации, многочасовые репетиции на стадионе. «Слышишь чеканный шаг? это идут «Барбудос»…

Ну, а потом – апофеоз: дети с букетами строят окружности, наклоняются вперёд-назад… Ну вы это видели во время Олимпиады-80… Динамик орёт: – За правду сражается наш народ, мы знаем, в бою нас победа ждёт!» – ну, и куда деться без: «Солнечный круг, небо вокруг…»

Ладно, опять отвлеклась… Всё никак не могу перейти к жизни актрисы. Ну вот -

У папы был однокурсник, который вдруг стал известным оперным баритоном в Кировском. Папа с дочкой слушали его в арии Жермона… Восхитительно. Потом Толя Калошин повесился. Папа, не способный (как и Маруся теперь) сдаться, на какие-то гроши покупал в магазине «Конструктор» детали, из которых собирал транзисторные радиоприёмники и проигрыватели. В двадцатиметровой комнате на четверых у Маруси было два способа уединиться (что ей почему – то требовалось): читать книги и слушать радио под одеялом. Она уже почти наизусть знала оперы Верди.

Читать книги – это стало манией. В том самом огромном дворе, который снится до сих пор, была детская библиотека. О! этот волшебный запах книг! Сначала Маруся прочитала всю детскую литературу, потом стала требовать всё – про животных, потом книги у Маруси родители стали отбирать и прятать, беспокоясь за успеваемость в школе… Ну, потому что она не приносила из школы нужных отметок. Потому что успешность ребёнка напрямую зависела от его отметок. Так считала мама, не получившая должного образования.

Но Марусе не хотелось учиться. Сначала охоту отбили порки за плохую каллиграфию, потом домашние заботы, которые необходимо было взять на себя… а главное – двор!