Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]

– Вы верили, что убьёт?

– Совершенно точно.

– Он понял вас?

– Он должен был спасать сам себя, но я этого ещё не понимала, я только заворачивалась в его пиджак, пахнущий табаком и его родным потом, и только там успокаивалась. Продолжу страшилки. В огромном дворе на проспекте Стачек на газоны смели снег, получились замечательные снежные горы. Я, как обычно, бежала то ли за хлебом, то ли за молоком и по дороге потеряла десять копеек. Когда вернулась то ли без хлеба, то ли без молока, получила страшный удар по спине: – Иди и найди! – мама. Папа: – Она тебе этого никогда не простит! – Да что ты, папа, прощу! Прощу! – В огромном дворе, в огромных сугробах, разглядела крохотную щёлку, сделанную моей монеткой, раскопала снег и торжественно вернула в семейный бюджет десять копеек.

– Простили матери этот эпизод?

– Наверное, нет, если до сих пор его помню. Хотя… Возможно, она искренно считала, что это – необходимый элемент воспитания. Мама была очень экономна… Она тянула на себе семью.

– Как бы это ни было бы вам обидно, существуют три вида примитивной психологической защиты…

– Как у обезьян?

– Ну собственно… Наукой доказано…

– Ну, раз наукой…

– Итак: расщепление. Считается, что оно формируется в младенчестве, когда ребёнок ещё не может понять, что заботящиеся о нём люди обладают одновременно как хорошими, так и плохими для него качествами. Предполагается, что малыш воспринимает свою маму не как одного человека с различными проявлениями по отношению к нему, а как различных людей (плохая мама и хорошая мама)…

– У меня не было различных людей.

– Мама не делала для вас ничего хорошего?

– Был другой эпизод. Мне очень хотелось завести какое-нибудь домашнее животное, но условия не позволяли. Папа за неимением лучшего, сам смастерил аквариум, потом увлёкся, завёл ещё один, и ещё… (Ах, какие выставки общества аквариумистов проводили в ДК Первой Пятилетки! Каким праздником было ежегодное посещение такой выставки!) В какой-то момент расплодилось огромное количество гуппи. В выходной мама наполнила ими большую банку и вместе со мной приехала через весь город на Калининский рынок, где торговали всякой живностью. Целый день мы простояли за прилавком и к вечеру заработали почти десять рублей. Мама добавила рубль и тут же, недалеко от рынка в обувном магазине купила мне красные туфельки.

ДОКТОР:… При благоприятном развитии ребёнок должен интегрировать своё восприятие двух «мам» в один образ. Использование расщепления направлено на снижение тревоги и поддержание самооценки.

– Когда мне было тринадцать, мама сказала, что это я виновата в том, что разваливается её семья. Виновата, виновата, всегда виновата…

Мама:– Вроде бы, это у меня должно было быть чувство вины… Хотя… А кто понял меня? Лёня был… ну не знаю… но всё должна была решать я, а особенно после того, как обнаружилось, что у него эпилепсия. Он, конечно, ещё пытался работать, но всё чаще и чаще возвращался домой с разбитым затылком…

– Я знаю. Я даже уже знала, что нужно расчёску вставить между челюстями, хотя, какая расчёска, если это могло произойти в трамвае, когда мы ехали за грибами…

– Не то. А я ещё была активная, весёлая… Мне было тридцать, когда кончилась моя женская жизнь из-за его болезни. Правда, меня очень любили директора овощных баз… но разве я могла позволить себе? да и негде… на грудах капусты, что ли? Противно. А пенсия у него, не закончившего диссертацию, – 57 р., а у меня – - 75. А вас – четверо, и всех надо кормить, а Лёне уже нет дела, у него «сумеречные состояния», он говорит мне: не оставляй меня одного – я в окно выброшусь, такие головные боли…

– При мне такого не было. Папа всегда был сдержан, читал все мои сочинения, дурацкие стихи, направлял… Да, пытался сделать из меня своё состоявшееся воплощение, забыв о том, что я – ДЕВОЧКА… Это ты, ты всё время говорила, что вы разведётесь, и Сашенька останется с тобой, а я уеду куда-нибудь со своим любимым папочкой… Но не это было самое страшное. Ты помнишь, я же ничему не противилась, стирала и мыла всё, что было поручено, утром просыпалась первая, чтобы никого не разбудить (У папы был такой радиоприёмник – будильник: в назначенное время включалось радио), так вот, я успевала вскочить по первому щелчку, до того, как заработает радио, сготовить себе яичницу и убежать на трамвай (45 минут до станции «Нарвская», а там ещё бежать до школы на Турбинную. И вдруг меня стало рвать… посреди урока… в трамвае… одной жёлтой пеной… Папа спросил: – Может, с ней что-то не то? – А что с ней будет, с этой здоровой кобылой? – спросила ты.

– Всё помнишь?

– Всё. Отец настоял, чтобы меня положили на обследование. Месяц в больнице, за два дома от нашего. Один только раз папа с маленьким Сашкой подошли под окна…

Месяц обследований, напротив – палата грудничков – отказников. Мы, подростки за ними, в основном, и ухаживали: меняли мокрые больничные ползунки, кормили. Кашку в рот запихиваешь, он, бедолага, выплёвывает, ты со щёк собираешь ложкой, и снова в рот запихиваешь, а как он ещё выживет? Счастье – через месяц нашли язву желудка, значит, не зря на меня тратили государственные деньги, не зря отвлекала внимание врачей…

ДОКТОР:– Стоп! Вы чувствовали себя виноватой, за то, что вас обследуют?

– Но ведь не зря же люди потратили на меня время и внимание! Язву желудка нашли!

А потом было счастье: направили на лечение в Санаторий в Железноводск прямо посреди учебного года! Да, что бы ни говорили, а детей при советской власти лечили бесплатно …

Мама отдала свои старые часы «Звёздочка», и снабдила в дорогу целой варёной курицей! Ехали в пустом вагоне-люкс с бархатными полками. Когда приехали, стоял такой густой туман, что не видно было корпусов санатория. Но… воздух! какими ароматами был напоён этот воздух! От чего? Ещё ничто не цвело – начало февраля. Стоит вспомнить этот запах, и снова: – детство, свобода, счастье полноты ощущений. Марусю сразу поместили в изолятор. Через три дня перевели в общую палату. Маруся проснулась от яркого солнца, подошла к окну и чуть не упала на спину: горы, которые были скрыты туманом, оказались так близко, что, по Марусиному ощущению, вот – вот должны были надвинуться и раздавить санаторий. Как это было прекрасно!

Сорок пять дней счастья! Уроки – так себе, чуть-чуть, (Маруся всех поразила тем, как читала отрывок из «Мцыри»). Трижды в день – поход на источник, (а если сбежать и попробовать быстро подняться на гору, – то и Казбек можно увидеть!)… минеральные ванны, грязи… вечером – маленький биллиард… И подружки, конечно. Одна, из Уфы, с ней делили тумбочку. Ей родители всё время присылали посылки с фруктами, она делилась, Маруся униженно принимала угощение.