Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]

P. S. Я думал, что в Питер уеду сегодня, а вышло так, что задержали. Ничего-то опять не случилось. Меня учат командному голосу, т. е. чтобы ни нотки доброй не звучало. Учат «наши отцы – бравы полководцы», и никак меня в город не отпускают. А я и не знаю, что ты там играешь, или делаешь. Но – завтра, завтра… Письмо не отправляю, сама понимаешь, чтобы никто не прочитал, кроме тебя. Так что завтра, завтра, в Питер, в Питер, к Машке, Машке. Я жив и вообще-то, здоров. Обнимаю тебя крепко, всю тебя.

Лёшка твой»

*(тогдашняя жена Мигицко, действительно, уговорила Марусю встретиться с членом сборной по баскетболу, запавшего на неё после «Бориса Годунова». Услышав: «Девщоннки!, поедем в клуб! – Маруся поняла, что опять совершила неверный шаг, и, не отдав должное ящику мандарин в углу, попросила для себя несколько открыток с видом Рио, с чем и удалилась.)

Маруся целый год исправно стирала солдатское бельё, развешивая его на кухне у папы под носом, и носила передачки, в которых уже не было смысла, потому что Лёша, наконец, попал в Ансамбль, базирующийся прямо на Дворцовой, блатное и халявное место, где молодые артисты бездарно проводили своё время. Но там появились новые друзья: Бехтерев, Стоянов и Томашевский, принятые в труппу БДТ, и многие другие талантливые парни. Между идеологическими уроками они пили, передавали друг другу в общей бане лобковых вшей, делились богатым мужским опытом. Кто-то рассказывал, как в страшный январский гололёд два пьяных солдатика пересекали Дворцовую площадь «домиком», т. е. прислонившись друг другу одним плечом и максимально разнеся в стороны корпус: чтобы не упасть. В самом деле, армия – школа жизни и мужества! На второй день после демобилизации Лёша сообщил Марусе: «Я стал мужчиной! Теперь всё иначе. Забудь! Белый лист!»

ДОКТОР:– Вот так, и всё?

– Далеко не всё… Вы же знаете уже, такие истории у Маруси заканчиваются только со смертью… Но это уж потом, спустя годы…

Мадам Лепик в «Рыжике» отдали Лиане, хотя Маруся была назначена и вынуждена присутствовать на всех репетициях, наблюдая за тем, как тщательно построенный ею психологический рисунок приобретает однозначный, без извивов, смысл. Спасалась, убегая на Можайскую к художникам. Однажды в тёмном зале – «Дежа вю»? – Неотвязный кошмарный сон? В тёмном портале – Лёша, которому на шею бросается кто? Алёна! Алёна, происходящая из известной театральной семьи, и имеющая свою жилплощадь, та самая, которая плакала у Маруси на плече, жалуясь на беспросветность своей жизни.

ДНЕВНИК. 4 мая 1981

Жизнь стала мукой. Казалось бы – всё пока в порядке: на месте руки и ноги, молодость и здоровье, работа… Но что-то происходит… вернее, не происходит… Что же это? Прошёл месяц, другой, третий, год… Год назад я была точно в таком состоянии, но на день рождения он пришёл, и какое-то время мы были вместе, потом опять всё стало плохо. И не в том дело, что сентиментальная дамочка так переживает свою несчастную любовь, – вовсе нет.

Просто год назад началось то, что сейчас губит всё, что есть ещё во мне…

Я просыпаюсь утром, и, если светит солнце, и нет примитивного повода хандрить, я начинаю борьбу с собой…

Делать мне нечего, т. е. можно бы было сделать что-нибудь по хозяйству, но – зачем? Можно было бы уехать за город, а можно и не уехать… ведь ничего не изменится. Мне нечего делать, нечем жить, я слоняюсь из угла в угол, ложусь, встаю снова и борюсь, борюсь, борюсь с собой… Уговариваю себя. Боже мой! Я так хорошо умею себя уговаривать: жизнь, так хороша жизнь! я даже верю в это. И тогда тем более становится страшно и непонятно – почему же так мучителен каждый день, и так сладко, засыпая, прощаться с ним? Двойственность ситуации.. Я так хорошо понимаю, нет, не хорошо, так болезненно чувствую время, проходящее сквозь меня и уносящее молодость и силы, без пользы, без смысла… просто так. И вот что странно: день так долог, а месяц пролетел так, что и моргнуть не успела…

Все эти дни… Сколько мыслей было, казалось, бесценных, казалось: просветление на всю жизнь! Прошло несколько дней, и все они стали такими же пустыми и никчёмными, как всё. Даже записывать не хочется. Я взялась за эти записи для того только, чтобы как-то упорядочить жизнь, сосредоточиться, собрать остатки воли… вот сейчас-то и можно проверить: я не хочу писать, заставляю себя, или нет? Могу ли я ещё что-нибудь сделать с собой? Вчера пообещала тёте поехать на кладбище. Боже, прости меня, не хочу ничего! Мучительна сама мысль о каком-то движении. Но и в постели лежать не могу больше!

Пиши, пиши, воспитывай себя!

Начну с 26 апреля. День рождения Шацева.

Собрались обычные люди: Кактус, Путя, Серёжа. Весь вечер философствовали, я была довольна: стряхнула пыль с извилин. В то же время, это было никчёмное занятие, и я это уже понимала. Шака разбудил старые тревоги, его это, видимо, беспокоит постоянно: не будем ли мы, истекая кровью в 19… (или в 200…) в полубезумии клясть себя за то, что в 1981 году ещё было возможно… Может, пусть ностальгия, но лучше – жить, пить кофе на Трафальгар, чем издыхать хуже собаки? (Шацеву было проще, он – еврей, мог выбирать себе место проживания. Однажды, много лет спустя, выбрал Канаду, чтобы спасти сына от армии. Попробовал воздуха свободы… и вернулся, оставив там и сына и жену. В Англии тоже пожил, англичан запрезирал, стал законченным ипохондриком. Больше не общаемся).

Но я не хочу мучить себя этими мыслями… Всё равно лень и инертность моя непобедимы. Поэтому оправдываю всё очень красиво, даже убедительно: мол, едут не только от страха, но от того ещё, что девальвированы понятия: Отчизна, Долг, Честь… Едут-то, в основном, за материальным… Тогда стоит ли? Может, счастье в том, чтобы муку принять на своей земле, так обильно политой кровью? Слиться с понятиями: народ, предки, и – разделить… Но всё это слишком красиво и отвлечённо. Да и, кроме того: кому мы нужны? И когда уйдём, кому будет интересно, с чем мы уходили – с благословением или проклятием, и чем жили: тревогой, или успокоительной ложью, если всё это не превратилось (уже ясно) в деятельность, в предназначение, не сверкнуло над жизнью других…

МНОГО ЗВАНЫХ, НО МАЛО ИЗБРАННЫХ.

Потом говорили о добре и зле, чего больше накопилось, и что будет завтра, исходя из сегодня? Я сказала, что всё равно… Ничего не меняется и измениться не может, люди- везде люди, жизнь – везде жизнь, и земли обетованной нет, и всё дело только в том, как сами мы оцениваем эту действительность.