Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Меркулов перебил:

— Вы Куканов с редким именем Макар?

— Так точно, товарищ генерал армии. Имеете просьбы? Выполню в меру своих сил и возможностей.

Всеволод Николаевич приложил палец ко рту, затем к уху. Куканов успокоил:

— Камера не прослушивается, другое дело общие, где арестанты в общении между собой порой выбалтывают то, что скрывали от следователей. Желаете что-либо передать на волю?

— Спасибо, но всех родственников выслали из столицы.

— Но остались верные вам люди. Записку не вынесу, не нарушу инструкцию, все передам на словах.

— Когда начнется суд?

— День еще не назначен, думаю, в течение декабря после утверждения обвинительного заключения. Защитника не ждите, адвокаты в вашем деле исключены.

За время пребывания в полной изоляции, Меркулов соскучился по новостям, которые после ареста произошли в городе, стране, мире. Куканов мог утолить любопытство. Радио с прессой набрали в рот воды, ничего не сообщали о следствии высокопоставленных чекистов во главе с маршалом. Куканов и Меркулов не могли знать, что в день ареста Берии вышел не подлежащий оглашению указ, в котором фигуранты обвинялись в преступных государственных действиях, а в секретном постановлении Президиума ЦК КПСС назывались заговорщиками. Куканов смог лишь сообщить об аресте, увольнении из армии генерал-лейтенанта Василия Сталина, которого встретил в коридоре тюрьмы.

— Этого следовало ожидать, — прокомментировал сообщение Меркулов. — В часы прощания с отцом он громко заявил, что вождь скончался не из-за неизлечимой болезни, потребовал строго наказать убийц. И несдержанного на язык правдолюбца изъяли из общества. Дорого бы заплатил, чтобы узнать, что творится на олимпе власти, кого сняли, кто занял освободившиеся места.

Они проговорили до подъема. На прощание Куканов сказал, что сдает дежурство и на службу вернется через сутки. Меркулов попросил проверить сообщение Успенского о высылке семьи — следователь мог солгать, чтобы сделать больно, подтолкнуть к полной сдаче. Спустя день и ночь Куканов принес горькую весть.

— Заходил по сообщенному вами адресу. В дом, понятно, не вошел. Во дворе разговорился с выгуливающей собачонку старушкой. Пожаловался на Рэма Меркулова, который взял у сына и не возвращает книгу. Божий одуванчик посочувствовала, дескать, книгу уже не вернуть, всех Меркуловых увезли, вначале отца семейства, следом жену с сыном, в квартиру вселились новые жильцы.

Меркулов сжал зубы.

Понимая, что творится в душе генерала, Куканов постарался отвлечь от печального известия, рассказал о редкой для Москвы снежной зиме, громадных на улицах сугробах, пуске новой линии трамвая, людской давке на станциях метро, остающихся висеть с 7 Ноября портретах Сталина, Хрущева, Булганина, Маленкова. Меркулов вспомнил, что перед 1 Мая Берия запретил вывешивать на зданиях, нести на демонстрации портреты первых лиц государства, партии, назвал это отрыжками культа личности, мол, не следует кого-либо превозносить, ставить выше трудового народа, руководителей надо уважать, но не носить как святых угодников на Крестном ходе, поинтересовался, остался ли у руля МГБ Круглов.

— Выскочка. В органы попал по партийному набору. Первое, что сделал — увеличил емкость лагерей, организовал новые для содержания особо опасных. Станет, без сомнения, мстить Берии за то, что тот убрал его из министерства, понизил в должности. Кстати, где содержат Берию, не у меня ли по соседству?

— В наших стенах его нет, иначе увидел или проболтались бы приставленные к нему тюремщики. Думается, держат в ином месте при полной секретности, опасаются, как бы сподвижники не устроили побег.

Куканов простился, не подозревая, что это его последняя встреча с генералом, после завтрака в камеру принесли ворох одежды, приказали переодеться, вывели во двор к фургону без окон. Машина покатила к станции метро «Новокузнецкая», на улицу Осипенко, к старинному зданию, где обосновался штаб Московского военного округа.

В переоборудованную в зал судебного заседания комнату первым ввели Меркулова, следом скамью подсудимых заняли пятеро, последним в сопровождении конвоира появился Берия. Всеволод Николаевич с трудом признал шефа в человеке с одутловатым лицом, опущенными плечами, без неизменного пенсне.

«Сильно изменился, видимо, сказались проведенные под арестом месяцы, изнуряющие допросы, перенесенные унижения. Странно, что пополнел на тюремных харчах».

Берия кивком поздоровался с сидящими за перегородкой, занял крайний стул.

Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР начало работу 18 декабря в 10 утра. За пару дней до слушания в ЦК утвердили обвинительное заключение, вышел Указ Президиума Верховного Совета CCCР о процедуре суда, разработанной двадцать лет назад, 1 декабря

1934 года, — без адвокатов, подачи ходатайств о помиловании, кассационных обжалований приговоров. В состав членов суда не включили ни одного представителя Военной коллегии, хотя все подсудимые перед арестом имели высокие воинские звания.

Председатель маршал Конев представил членов суда, огласил судебное заключение на основе 18 томов уголовного дела, к которым приобщили 4 папки с документами из архива ЦК КПСС. Первым в списке подсудимых стоял Берия, вторым Меркулов, что удивило Всеволода Николаевича:

«Нарушили алфавит, согласно ему после шефа должен идти Влодзимирский, за ним Гоглидзе, Деканозов и лишь затем я с Мешиком».

Следом за Берией Меркулов назвал фамилию, имя, отчество, год рождения. На вопрос «Признаете себя виновным?», повторил ответ шефа: «Нет». Получил приказ сесть, впился взглядом в того, с кем прошагал вереницу лет, у кого учился, с кого брал пример. Берия был в мешковато сидящем костюме, без галстука, и Всеволод Николаевич вспомнил Лаврентия на большом в полный рост портрете (рядом с собой и Абакумовым): художник изобразил шефа в полном параде с золотой медалью «Серп и Молот» Героя Социалистического Труда, погонами маршала. «Внешне изменили дурная пища, лишение прогулок на свежем воздухе. В глазах решимость бороться, не сдаваться».

Первым допросили Гоглидзе, который обвинил во всех преступлениях подчиненных, которым слишком доверял, отказался подтвердить свое участие в арестах без ордеров группы грузинской молодежи. Что касается пропажи после обысков имущества арестованных, то ничего себе не присвоил, весь конфискат передан в спецторг для реализации по сниженным ценам сотрудникам аппарата НКВД. Не признал обвинения в сотрудничестве с изменниками, которые планировали захватить власть, ликвидировать советскую власть.

Ответы на вопросы членов коллегии заняли (как зафиксировали в протоколе) 15 минут. Столь же недолгими были выступления Деканозова, Кобулова, Мешика, Влодзимирского. После перерыва настала очередь Меркулова.