Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

В камере, кроме письменных принадлежностей, имелись книги из довольно богатой тюремной библиотеки. Миллер читал русских классиков, философов и изредка произведения основателя компартии, на кого сослался в письме:

Никогда, ни в какие эпохи самой жестокой реакции ни Радищев, ни Герцен, ни Ленин, с историей которых я ознакомился по их сочинениям, изданным Институтом Ленина и Академией, не были лишены сношений со своими родными. Неужели же Советская власть, обещавшая установить режим свободы и неприкосновенности личности с воспрещением сажать кого-либо в тюрьму без суда, захочет сделать из меня средневекового Ши-льонского узника или второе издание «Железной маски» времен Людовика XIV — и все это только ради сохранения моего инкогнито?

Убедительно прошу Вас посмотреть на мою просьбу с точки зрения человечности и прекратить те нравственные мучения, кои с каждым днем становятся невыносимее. Я живу под гнетом мысли, что, может быть, стал невольным убийцей своей жены и все это вследствие своей неосторожной доверчивости к гнусному предателю, когда-то герою гражданской войны в Добровольческой армии…

Миллер не назвал имя «гнусного предателя», заманившего его в капкан, впрочем, было понятно, кого генерал имел в виду.

Миллер уже не ждал ответов, тем более исполнения просьб об улучшении питания, увеличении времени прогулок или медицинской помощи, написал всесильному наркому, чтобы выговориться, излить наболевшее, выстраданное почти за год неволи в одиночной камере. Генерал опасался лишь одного — погибнуть в застенках под чужим именем, каким значился в тюремных документах: важному арестанту дали ничего не говорящую, широко распространенную в стране фамилию Иванов, имя Петр, отчество Васильевич. Опасения оказались не напрасными.

Судьба секретного узника была решена 11 мая 1939 года. Старый русский генерал не стал, как предполагал, разменной картой в дипломатической игре с европейскими государствами. При раскладе карт на сближение СССР с фашистской Германией Миллеру не нашлось места, новый нарком внутренних дел страны продиктовал дежурному секретарю короткое предписание:

Только лично

Начальнику внутренней тюрьмы

ГУГБ НКВД СССР

тов. Миронову

Предлагаю выдать арестованного Иванова Петра Васильевича, содержащегося под № 110, коменданту НКВД СССР тов. Блохину.

Народный комиссар внутренних дел СССР

Л. Берия

Начальник внутренней тюрьмы выполнил приказ, о чем сделал на предписании приписку:

Арестованного Иванова под № 110 выдал коменданту НКВД 11.V.39.

Миронов

Тут же наискосок надпись красным карандашом:

Одного осужденного принял.

Блохин. 11.V.39

Председатель Военной коллегии Верховного суда страны В. В. Ульрих поторопился с исполнением решения:

Предлагается немедленно привести в исполнение приговор Военной коллегии Верховного суда СССР над Ивановым Петром Васильевичем, осужденным к расстрелу по закону от 1 декабря 1934 г.

В тот же роковой для Миллера день и час составили еще один документ — последний в деле генерал-лейтенанта, начальника РОВС:

А к т Приговор в отношении Иванова, осужденного Военной коллегией Верх. суда, приведен в исполнение в 23 часа 5 минут, и в 23 часа 30 минут сожжен в крематории в присутствии коменданта НКВД Блохина. Н-к внутр. тюрьмы ГУГБ НКВД Миронов

Где развеян прах бывшего корнета лейб-гвардии гусарского полка Его Императорского Величества, последние свои годы стоявшего у руля РОВС, никогда не станет известно.

Спустя 57 лет после убийства тайного заключенного № 110, весной 1996 г. Архиерейский синод Русской православной церкви за рубежом разослал циркулярно всем подчиненным Синоду епархиям и настоятелям церквей:

Слушали: Обращение председателя Русского общевоинского союза, поручика В. В. Гранитова относительно генералов А. П. КУТЕПОВА и Е. К. МИЛЛЕРА, похищенных большевистскими агентами в Париже: ген. КУТЕПОВ 26 янв. 1930 г., а ген. МИЛЛЕР 22 сент. 1937 г. По документам некоторых рассекреченных архивов КГБ установлены данные об их смерти. Преосвященный архиепископ Серафим Брюссельский и Западно-

Европейский недавно обратил внимание на то, что церковное отпевание генералов не было совершено.

Постановили:

Совершить отпевание мученически скончавшихся генералов АЛЕКСАНДРА П. КУТЕПОВА и ЕВГЕНИЯ К. МИЛЛЕРА в Синодальном соборе в Нью-Йорке во время предстоящего Архиерейского собора, вечером в день Усекновения главы Св. Иоанна Предтечи, 29/11 сент. 1996 г.

Издать циркуляционный указ о совершении панихиды по погибшим генералам во всех храмах Русской зарубежной церкви в тот же день или ближайшее воскресенье.

С опозданием более чем на полвека по генералам совершили панихиду, но не в годовщину их гибели, не на могилах.

К глубокому сожалению, но и по Н. Плевицкой и Н. Скоблину не совершили панихид, как не было таковых у других разведчиков-нелегалов, погибших под чужими небесами. «Фермер» и «Фермерша» были крещены, но покинули греховный мир без церковного напутствия. Однако неизмеримая любовь друг к другу, хранимая бережно двадцать лет супружеская верность, служба покинутой Родине позволяют простить никого не предавших, ничего не выдавших.

Пока Плевицкая томилась в тюрьме, Скоблин готовился под Москвой на конспиративной даче к выполнению нового задания за кордоном и тревожился за судьбу жены, о чем не мог не написать осенью 1937 года своему куратору в аппарате НКВД, бывшему резиденту Иностранного отдела в Париже Станиславу Глинскому (Стаху):

Пользуясь случаем, прошу принять запоздалое, но самое сердечное поздравление с праздником 20-летия нашего Советского Союза. Сердце мое сейчас наполнено особенной гордостью, ибо в настоящий момент я весь в целом принадлежу Советскому Союзу, и нет у меня той раздвоенности, которая была до 22 сентября искусственно создана (Скоблин напомнил о похищении Миллера. — Ю. М .).

Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем Великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине — Советском Союзе…

Не пропеть здравицу Сталину Скоблин не мог — в любой газете ежедневно публиковались статьи, письма в честь вождя и учителя народов, и Николай Владимирович включил свой голос в общий хор, пожелал предстать верноподданным.

…От безделья и скуки изучаю испанский язык (готовился к забросу в Испанию. — Ю. М .), но полная неосведомленность о моем Васеньке не дает мне целиком отдаться делу. Верю, что товарищ Сталин не бросит человека…

Как принято у разведчиков-нелегалов, назвал супругу не по фамилии или имени, а зашифровав по отчеству, как звал жену дома.

…Как полагаете, не следует ли теперь проработать некоторые меры, касающиеся непосредственно Васеньки? Я бы мог дать ряд советов чисто психологического характера, которые имели бы огромное моральное значение, учитывая ее пребывание в заключении, и необходимость ободрить, а главное, успокоить. Крепко жму Вашу руку.