Роберто Перроне - Джанлуиджи Буффон. Номер 1 [litres]

Сила Капелло в том, что он всегда думает о худшем. Каждый соперник, с которым мы должны были встретиться, страшно опасен. Ничто не спасало нас от той ауры страха, которую Капелло распространял вокруг себя.

– Они находятся в лучшей форме, чем кто-либо на чемпионате, – говорил он о соперниках перед каждым матчем.

На второй год, во второй части сезона, мы должны были поехать в Тревизо, – и тут у нас точно не было надежды на спасение. Мы заключили пари между собой, что даже в этот раз он скажет нам эту фразу.

Он пришел на техническое собрание, и первое, что он сказал, было:

– Я их видел, они в потрясающей форме, бегают быстрее всех.

Мы переглянулись, хихикая.

Да, мы смеялись и танцевали, сами того не зная, на палубе «Титаника».

Мы не знали, что происходит трагедия – я имею в виду, футбольная трагедия, которая должна была разрушить «старый» «Ювентус» и превратить его в «новый» «Ювентус». И я окажусь в центре этого скандала – и не просто как игрок «Юве», не просто как один из тех чемпионов, которые получили скудетто в Серии Б в том чемпионате середины лета.

Нет, поскольку я всегда обо всем говорил честно, в центре этого черно-белого «Титаника» был я как человек, и вытаскивать из этого меня пришлось другим, с невероятной легкостью. Слишком легко. Такое было время, такая была Италия.

И я стал монстром для первых страниц газет.

Поскольку это был не первый раз, и раньше меня тоже вовлекали, – а иногда и я сам вовлекал других – в более или менее серьезные дела, думаю, что здесь надо сделать пояснение.

Насчет моих «темных» историй. Ну, возможно, слово «темный» здесь – преувеличение.

И это не единственное, что преувеличено в этих историях.

Я никогда не делал ничего непоправимого, но некоторые ошибочные, политически некорректные или просто глупые вещи случались в моей жизни. Истории, которые попали в газеты, и истории, которые остались в закоулках памяти. В жизни каждого человека случается немало ошибок. Просто ошибок, ошибок, которые ты совершаешь с добрыми намерениями, ошибок, которые тебе приписывают, но ты даже спустя много лет отказываешься признавать их таковыми. Все мои темные истории всегда оказывались на первой странице. Никаких скидок, я каждый раз оказывался, как на снимках в стиле «Их разыскивает…».

Ошибки молодости. За неделю до выхода на поле в Серии А против «Милана» мы с моим другом по пармской «Примавере» пошли погулять с двумя девушками. Зашли в бар. Выпили по стаканчику.

Когда у меня есть немного алкоголя в крови, я становлюсь «бесстрашным», если вы мне позволите эвфемизм. Когда бар закрылся и мы оказались на улице, я залез на машину своего друга и помочился (в то время я еще не умел водить машину, и мопеда у меня еще не было). Хозяин бара решил, что это чья-то чужая машина, побоялся драки и немедленно вызвал полицию.

– Что вы тут делаете? – спросили полицейские, выходя из машины.

– Ссым, – ответил я со своим обычным дурацким выражением лица.

– Документы, – сказали они.

Я начал возражать, наговорил им лишнего. На следующий день меня вызвал к себе Пасторелло:

– Тут тебе повестка.

– Мне? За что?

Я как с неба упал. Я уже и забыл все это, в моем юношеском легкомыслии мне казалось, что я ничего серьезного не сделал и никого не оскорбил.

– Нарушение общественной морали и сопротивление полицейскому при исполнении, – зачитал мне спортивный директор.

Я пошел в квестуру извиняться. Я признал, что совершил нарушение, и повестка была отозвана. Спустя неделю я дебютировал в Серии А, и началась моя дорога среди «взрослых». Об этом безумном вечере никто ничего не узнал. Я всегда думал, что, если бы это случилось неделей позже, я бы так легко не отделался. И по-моему, это было бы неправильно. Я всегда оставался собой – в Серии А или в «Примавере». Я был мальчишкой. И это была даже не бравада. А просто обыкновенная глупость.

Как в той истории с «палач тот, кто отступает» и с номером 88. Для меня «палач тот, кто отступает» было ошибкой, максимум – невежеством. Да, серьезным, согласен, но скандал, который из этого раздули, оказался и вовсе безразмерным. Я просто не знал об историческом происхождении фразы. Понятия не имел, что этот девиз восходит к фашистской традиции и что это был лозунг кровавого восстания Реджо Калабрии в 1970 году. Правда, я читал, что некоторые историки возводят его к временам Неаполитанской республики 1799 года, а в Первую мировую войну это был девиз Ардити.

Хорошо. Сейчас есть Интернет, и можно все узнать мгновенно, а я тогда только-только пришел со школьной скамьи. Это на ней я в тринадцать лет увидел такую надпись, вырезанную ножом. Это были мои первые дни вне дома, для меня это был очень тяжелый в ментальном смысле период. Я присвоил себе эту фразу как девиз, который помогал мне выжить, не думая и не подозревая, что она принадлежит политическому течению, и я вспомнил о ней, когда моя команда переживала тяжелый момент. Нам не хватало результатов, не было доверия в команде. Для меня это был эффективный способ передать своим товарищам идею: не бояться, не давать победить себя страху. Не сдаваться.

Меня просто распяли. Меня до сих пор поражает тот шум, который тогда поднялся. Я понимаю свою ошибку, а тот факт, что ее совершил известный человек, придает ей особый рельеф. Но в таких случаях меня всегда поражает отсутствие здравого смысла. Я хочу сказать: все относительно, в жизни существуют оттенки цветов, но есть такие люди, которые судят с гранитной уверенностью, не думая, что ошибка среди людей всегда может случиться.

Но история с номером 88 ошибкой не была. Когда я о ней вспоминаю, мне до сих пор смешно. Я помню, что 2000-й был первым годом, когда можно было выбирать себе номера. Я попросил у команды номер 00 – для меня это был символ яиц. А еще для меня это был символ возрождения после травмы, которая помешала мне поехать на чемпионат Европы в Бельгию и в Голландию.

Мне сказали, что выбрать 00 нельзя.

– Тогда, – сказал я, – я возьму 88, четыре яйца.

Лучше бы я этого не делал. Я мгновенно стал нацистом. Возмущались все, но больше всех – я это хорошо помню – Витторио Павончелло, ответственный за спорт в еврейском обществе Рима, который потребовал от меня извинений. И за что я должен извиняться? За то, что 88 для нацистов обозначает «Хайль Гитлер!», потому что восьмая буква немецкого алфавита – «H»? Да ладно. Этот Павончелло меня достал. В итоге пришлось поменять номер. После долгих и тщательных поисков в архиве, не означает ли новый номер чего-то ужасного для сборщиков папайи в Перу, я выбрал 77.

Вот в этом я раскаиваюсь. Я дал слабину. Не надо было извиняться и надо было оставить тот номер, который я выбрал с самого начала.