Йозеф Рыбак - «Иду на красный свет!»

Кысуцы!

Этот край описывает Иван Галек в книге «Мой путь от Толстого к Марксу»:

«Скопище деревянных построек с окошками, которые можно закрыть широкополой кысуцкой шляпой, дворики с непролазной грязью и кучами навоза, запах которого смягчается ароматом увядающей хвои, служащей обычно подстилкой для скота вместо соломы. Домишки местами еще курные, такие, где нет ни печи, ни дымовой трубы, а просто очаг посреди комнаты, над которым висит котел, прикрепленный к потолку.

Освещалось все чадящей масляной коптилкой или просто лучиной. Пол большей частью был из глины, часто превращавшейся в грязь. В жилой комнате вы не раз встретите корову, теленка или козу — таким образом наши крестьяне хоть зимой заботились о своей скотине.

Завтрак, обед и ужин — картошка и капуста.

В большинстве случаев не было даже соли, и многие употребляли в пищу соли денатурированные, предназначенные для скота.

Эта земля не родила и не могла прокормить живущих на ней, измученных напрасным каторжным трудом.

Многие из трудившихся на этой каменистой почве покидали в конце концов свою кормилицу, чтобы пойти по миру, или стать дратениками {296} 296 Дратеник (дротарь) — так называют в Словакии бродячих мелких торговцев и ремесленников, которые продают свои изделия из проволоки и чинят глиняную, фаянсовую и фарфоровую посуду, обвязывая ее проволокой. , или работать где-нибудь на американских шахтах или на свекле в Южной Венгрии, в Чехии, Австрии и Германии».

Это была зарисовка в годы перед первой мировой войной. Но Кысуцы не слишком изменились и в предмюнхенские времена. Посмотрим, что об этом говорит Иван Галек:

«Вместо деревянных, крытых тесом избушек стало больше каменных строений, крытых цементом, шифером или черепицей.

Но конечно, чуть дальше от дорог и от церквей, а особенно в дальних горных селениях все, вплоть до домишек с очагом, выглядит почти так же, как в начале столетия».

В этой кысуцкой глуши, в Сврчиновце, — первое поле деятельности учителя Илемницкого. Здесь создаются также два его первых романа — «Победное падение» и «Поле невспаханное».

Петр Илемницкий учительствует и в окрестностях Трнавы, в краю сахарной свеклы и сахароваренных заводов, откуда выносит впечатляющую картину жизни пролетариата в период экономического кризиса, стачек и демонстраций против сахарных баронов. Все это вошло в роман «Кусок сахару».

За речь на демонстрации против осадного положения на Илемницкого выдается ордер на арест. И ему пришлось оставить школу. Несколько месяцев он на себе испытывает, что такое участь безработного.

В 1939 году Петра Илемницкого изгоняет из Словакии тисовский клерикально-фашистский режим. Он возвращается в Чехию, преподает в сельской школе в Будиславе возле Литомишля, включается в нелегальную борьбу против нацистских оккупантов. В 1942 году его арестовывают и год спустя осуждают на восемь лет каторжных работ в каменоломнях близ Дессау. Советская Армия, преследующая и громящая остатки гитлеровских войск, приносит в апреле 1945 года освобождение и ему.

В результате этого пребывания среди преступников и убийц, с одной стороны, и чешских людей, осужденных, как и он, на каторжные работы, — с другой, рождаются прекрасные стихи, которые Илемницкий пишет на обрывках бумажных мешков из-под цемента, когда возит на строительство речной песок. Эти стихи полны горячего чувства, веры и непоколебимости, уверенности в победу правого дела.

Илемницкий наряду с С. К. Нейманом, Иржи Волькером и Юлиусом Фучиком всегда будет относиться к классикам нашей социалистической литературы.

Его творчество в период предмюнхенской республики помогало воспитывать и пробуждать сознание трудящихся масс, раскрывало значение их борьбы, проливало свет на суть и причины нищеты и рисовало социалистическое будущее мира. Оно учило народные массы любви к Советскому Союзу, где трудовой народ стал хозяином, и вместе с тем указывало, что гарантия его победы только в коммунистической партии, лишь она приведет трудящихся к желанной цели.

Каждое произведение Илемницкого напоено духом революционного оптимизма. С захватывающей силой и необычайной убедительностью звучит этот оптимизм в его романе «Звенящий шаг», запечатлевшем происходившую в деревне борьбу нового мира социализма со старым, кулацким укладом.

В романе «Кусок сахару», кульминацию которого представляет собой картина демонстрации и тщетных попыток жандармов подавить гнев народа, которому управляющие сахарными заводами отказались дать работу, такой финал:

«Едут, едут возы, но они везут не свеклу, а первый плод победы, и за ними движется шумящая толпа людей, замкнутая треугольником площади.

Взвод жандармов отрезал толпу от последнего воза. Ворота закрылись.

Но все знали, что это не конец, что возы, прогрохотавшие, как первая атака, — это только передовой отряд, что атака пойдет дальше, что развернется борьба за вольность жизни» [35] Пер. Н. Аросевой, Д. Горбова. .

А вот что говорит в «Поле невспаханном» функционер областного секретариата Жарский, обращаясь к словацкому народу:

«С гор, с которых сейчас потоками течет нужда, потекут мед и молоко. А что для этого нужно, скажите? Стать хозяевами своей судьбы, больше ничего. Росла бы сознательность людей, росла бы культура, укреплялось бы здоровье. На месте курных изб с подслеповатыми окнами появились бы большие, полные воздуха и света дома» [36] Пер. Ю. Богданова, Н. Троепольской. .

Петр Илемницкий.

И еще обратим внимание на заключительные страницы романа «Компас — в нас»:

«Мы не станем довольствоваться тем, что наши отцы считали счастьем… Жизнь не кончается. Она продолжается. Лишь прогресс, улучшение жизни, борьба за все более совершенные ее формы — вот единственно возможное человеческое счастье».

Последнее произведение Петра Илемницкого — роман «Хроника», посвященный Словацкому национальному восстанию.

Илемницкий принялся за это произведение сразу после своего возвращения из Германии {297} 297 …после своего возвращения из Германии… — В 1942 г. П. Илемницкий был арестован гестапо и в 1943 г. осужден на восемь лет принудительных работ. Содержался в концлагерях Германии. Вернулся в Словакию в июне 1945 г. . Он собирал для него материал в местах Восстания, особенно в Черном Балоге. Он заранее предупреждал, что его роман не будет ни точной фотографией того, что происходило, ни исторически точным изображением событий и отдельных людей.