Фил Коллинз - Я еще жив. Автобиография [litres]

С какой-то стороны мне даже нравилась эта неожиданная, нежеланная свобода. До этого я не особо гулял и веселился со своими коллегами-музыкантами. До того времени я всегда приходил в чужой коллектив – я никогда сам не собирал группу из своих друзей. Шумное веселье с приятелями было чем-то новым для меня, и я очень полюбил это.

Мы, конечно, устраивали в «Олд Крофте» вечеринки, во время которых не спали до утра, но это было из-за того, что мы непрерывно смотрели «Башни Фолти». Были только я и ребята из Brand X; мы сидели вокруг телевизора всю ночь в доме, который находился в конце гравийной дороги в Суррей. Ближайший сосед – вышедший на пенсию генерал Линг – жил в милом коттедже. Вы бы видели его клумбы – как картинка на открытке. Мы веселились и играли, стреляли друг в друга из игрушечных пистолетов, что, должно быть, немного приводило в замешательство нашего соседа-ветерана.

Мы даже сделали это в альбоме – в Product Робин Ламли добавил «звуки выстрелов и звук бензопилы» – и на концерте, когда парни играли джаз, нарядившись в ковбоев и индейцев. Наши концерты были слегка безумными и даже немного пугающими, со звуками блеяния овец и лая собак. Brand X помогли мне немного отвлечься. Но только немного.

Но все это бурное веселье (каким бы приятным и действительно полезным для меня оно ни было) должно было рано или поздно закончиться. Я слишком сильно любил работать и создавать музыку. Поэтому я закончил все вечеринки, парни съехали из моего дома. И я сел писать… Хотя я не понимал, что писал. Еще не понимал.

Итак, снова за работу.

Когда мы были в Японии, нам предложили (бесплатно) новейшие драм-машины Roland, только что с производства. CR-78 были передовой технологией в мире музыки. Мне сказали, что это был звук будущего. По моему мнению, это был прогресс по сравнению с прежними барабанами, но все равно они оказались слишком ограниченными в возможностях. Майк и Тони взяли себе по одной установке. Но я был барабанщиком. Зачем мне нужна была драм-машина – будущее, которое отправило бы меня в прошлое? Я сказал: «Спасибо, но нет».

По приезде в Англию мы втроем подумали, что нам было бы полезно разделиться и записать свои идеи для песен дома. В конце семидесятых становилось популярно иметь дома собственную студию.

Один из наших давних работников, эксперт в музыкальной технике Джофф Коллинхэм нашел самое лучшее оборудование для записи на дому, и каждый из нас купил его себе. И представляете, я вдруг захотел CR-78. Я решил, что самая большая спальня в доме – которая должна была стать супружеской спальней – будет моей студией. Это показалось мне подходящим новым предназначением для этой комнаты.

Я перетащил туда прямострунное фортепиано 1820 года моей двоюродной бабушки Дейзи. У меня также было фортепиано Fender Rhodes и синтезатор Prophet-5. К счастью, бывшим владельцем «Олд Крофта» был ранее служивший во флоте военный, отличавшийся довольно внушительными габаритами. Я случайно столкнулся с ним в Queen Victoria однажды вечером (он переехал чуть ближе к городу), и он сказал, что в доме были деревянные балки. Он хотел построить из них ванную подходящего для себя размера, но я подложил их под фортепиано и под свое будущее, какую бы форму оно ни собиралось принять.

У меня также была барабанная установка, соперничавшая за место с новой установкой, которую я изначально не хотел. Но вскоре старые барабаны отошли на второй план, так как мне понравилось играть на драм-машине. Может быть, эти современные технологии в конце концов могли бы помочь мне не остаться без работы.

В моей самодельной студии в пустом доме, в котором от любого звука раздавалось эхо, я просто начал возиться со всем оборудованием и играть, во всех смыслах этого слова. Я не ставил перед собой больших целей. Мои технические знания оказались несостоятельными, как только я открыл инструкцию. Если я видел, как что-то двигалось на приборной панели, и затем слышал то, что сыграл, я был счастлив. Это значило, что у меня получилось что-то записать. На тот момент меня даже не особенно интересовало, что именно.

Я поставил очень простую партию на барабанах и импровизировал на восьмидорожечном магнитофоне. Приходил из паба – пообедав там и выпив максимум пару стаканов горького пива – и продолжал валять дурака в студии. За год мои сырые, кривые записи постепенно обрели форму. Но они все равно были только неумелыми кусками. Ничего не было должным образом подготовлено и закончено.

Однако тем не менее постепенно эти фрагменты – я сам не заметил как – превратились в наброски, наброски – в четкие схемы, схемы – в демоверсии, которые становились песнями.

Слова? Они появлялись непроизвольно и спонтанно. Это было по-настоящему. Прямо как джаз . Я импровизировал, слова придумывались на ходу, когда я записывал лид-вокал. Звуки зарождались у меня во рту, превращались в слоги, слова, словосочетания, а затем – в предложения.

Однажды непонятным образом у меня получилось интересное сочетание аккордов. Это был противоположный конец гаммы, которая была в The Battle of Epping Forest. Пока я осваивался в своей новой студии, работал с разными звуками, приходившими ко мне в голову, и я помнил множество мелодий после записи альбомов с Genesis, например The Lamb, – они роились у меня в голове постоянно. Мы написали эту музыку без четкого понимания того, что выйдет на первый план, поэтому она была довольно загруженной и плотной.

В музыке Genesis никогда не было большого пространства. Хотя я жаждал его. Разумеется, песни, которые я запишу, будут иметь достаточно простора, чтобы спокойно дышать. Этот образец, еще в зачаточном состоянии, созданный на основе неплохой комбинации аккордов, оказался идеальным примером пространства, которое я искал. Даже особо не задумываясь над этим, вскоре я определился с названием этой песни, выбрав одну строчку из текста: In The Air Tonight.

Эта еще сыроватая песня была отличным примером того, каким посредственным автором песен я был тогда. О чем была эта песня? Я не знаю. Потому что, за исключением одной-двух строк, она была чистой импровизацией. У меня до сих пор сохранился листок бумаги, на котором я написал этот текст, – фирменный бланк декоратора (не того самого , а Робина Мартина, нанявшего того, кто наставил мне рога). На нем я записал то, что пел.

In The Air Tonight на 99,9 % спета спонтанно, слова были придуманы на ходу, из ниоткуда.

« Если бы ты сказала мне, что тонешь, я бы не протянул тебе руку ». Это говорила во мне моя печаль и фрустрация, это я знаю точно. Так я себя чувствовал тогда. « Перестань ухмыляться, я знаю, где ты была, все это время ты постоянно мне лгала ». Я нападал в ответ, отказывался просто признать поражение, высказывал все, что тогда думал.