Фил Коллинз - Я еще жив. Автобиография [litres]

Предыдущий владелец сказал мне, что, когда мы захотим продать дом, их вряд ли захотят оставить там, но я не хотел покупать этот дом без них. Они были очень преданными и помогали нам с Джилл с переездом. В течение следующих лет мы стали счастливыми членами небольшой коммуны. Мы организовывали большие рождественские вечеринки, на которые звали всю деревню; мы стали завсегдатаями прекрасного местного бара «Крикетерс»; а я стал частью команды «знаменитостей» по крикету, в который мы иногда играли на лужайке по воскресеньям. Все местные жители стали нашими хорошими друзьями, и много лет спустя они все вместе приехали на мой пятидесятилетний юбилей в Церматт, Швейцария.

Кроме того, в августе должна была состояться наша с Джилл первая годовщина свадьбы, что являлось еще одной причиной проводить вместе больше времени и наслаждаться им. В течение последних четырех лет я прыгал с проекта на проект, из страны в страну, и Джилл, в общем и целом, почти всегда ездила со мной. Ей нравилось ездить со мной и путешествовать, но нельзя было сказать, что она была в большом восторге от этого, так как она в какой-то степени уже соприкасалась с шоу-бизнесом – ее отец был галантерейщиком и шил костюмы для знаменитостей Голливуда, а ее мать работала актрисой и танцовщицей. Когда я записывал сниппет Over the Rainbow, подразумевая, что он станет небольшим эпилогом Face Value, я вдруг забыл текст оригинальной песни, и Джилл смогла через маму дозвониться до автора песни – Йипа Харбурга. Он продиктовал их ей по телефону. Я получил слова песни прямо с уст Дороти.

Джилл любила меня, а я так же трепетно относился к ней. Мне нравилось, что она ездила со мной, что мой «второй пилот» был рядом. Первая половина восьмидесятых выдалась очень загруженной, но она также могла пройти для меня и в полном одиночестве. Но Джилл придавала мне сил, постоянно поддерживая и приободряя меня.

Учитывая все это, можно сказать, что большую часть первого года нашего брака мы провели вместе. Но часто мы также были и вдалеке друг от друга из-за моей профессиональной деятельности. В общем, все явно указывало на то, что летом 1985 года нам – всем четверым – нужно было провести друг с другом как можно больше времени.

Мы с Джилл даже не обсуждали на тот момент вопрос о том, чтобы завести детей, и не задумывались об этом всерьез в течение следующих нескольких лет. Во-первых, у нас были Джоули и Саймон. Они все еще были детьми и требовали много внимания. Джоули родилась 8 августа, то есть ее день рождения выпадал на летние каникулы, и я в большинстве случаев праздновал его с ней. Но в то же время я обычно не успевал на день рождения Саймона 14 сентября. Таким образом, мы не хотели еще сильнее все усложнять до тех пор, пока они не будут готовы к каким-либо переменам.

И я очень восхищался Джилл – ей было тяжело налаживать отношения с моими детьми. Равно как и детям было сложно принять Джилл в качестве мачехи. Фактически для Джоули мы были тогда отчимом и мачехой, но на самом деле с самого начала мы с ней даже не думали об этом. Она была моей дочкой, а я был ее отцом, и никак иначе.

Но, учитывая то, что наша семья не просто раскололась, а еще и была разбросана по миру (над чем мы часто смеялись, когда ситуация только усугубилась), нельзя было, как в большинстве других случаев, просто сказать, что «папа и мама развелись». Все было довольно запутанно, но я старался мирно решать все вопросы и поддерживать теплоту в отношениях.

Лето было для меня важным перерывом в работе и отдыхом – но не для Джилл. Ведь она вдруг стала мамой. Она отлично справлялась с этой ролью, но, разумеется, не обошлось и без множества трудностей, так как дети снова должны были наладить связь с постоянно отсутствующим папой и найти общий язык с новой мамой. Когда они подросли, то рассказали мне, что на самом деле это было гораздо сложнее, чем могло показаться тогда, даже несмотря на то, что они периодически возвращались на короткое время к Энди. Саймон признался мне, что он постоянно убегал из школы, когда был в начальных классах, потому что ненавидел свою школу. Или, возможно, ненавидел свою жизнь. В любом случае, я чувствую свою вину из-за этого.

Никто не рассказал мне об этом тогда. Но я видел школьную фотографию, которая могла мне о многом сказать (жаль, что я осознал это так поздно): на ней Саймон находился в самом конце ряда и сидел фактически в метре от своих одноклассников. Было бы очень символично, если бы он держал под мышкой виниловую пластинку Face Value. Мне до сих пор не по себе, когда я смотрю на своего мальчика на этой фотографии.

Итак, я усердно пытался возместить все то бесценное время с детьми, что я потерял из-за сложных обстоятельств и своей занятости, и проводил очень много времени с ними. Иногда я даже думал, что из-за этого у меня начнутся проблемы с Джилл. Мы были вместе, но снова не были рядом. Но я не мог не думать о неизбежном отъезде Джоули и Саймона в Ванкувер. Поэтому я трепетно относился к каждой минуте, проведенной с сыном и дочерью.

Мы с Джилл могли побыть вместе, когда дети отправлялись спать. Мы смотрели какой-нибудь фильм или просто разговаривали, но дети становились старше и ложились спать все позже, поэтому мы с Джилл все меньше времени проводили наедине друг с другом – как и большинство пар с детьми.

Когда школьные каникулы подошли к концу, я с тяжелым сердцем отвез Джоули и Саймона в Хитроу и проводил их в долгий, десятичасовой полет в Ванкувер. Сейчас я бы даже и не подумал так сделать с Николасом и Мэттью – я бы сел в самолет вместе с ними. Я не знаю, что было тогда в моей голове. Я прошу прощения у Джоули и Саймона за свой эгоизм. Но тогда я по каким-то причинам даже и не подумал полететь с вами. К тому же мне приходилось сражаться еще на одном фронте.

Мы с Энди начали постоянно спорить о том, когда я могу забирать Джоули и Саймона к себе. Развод может очень жестоко сказываться на детях – они становятся пешками в играх взрослых. Они слышат одну сторону разговора, крики, бросание трубок, а затем они вынуждены слушать нелестные слова папы и мамы друг о друге. Им грустно от того, что их родители больше не живут вместе, и они, само собой, не обязаны слушать их споры и ругань. Но мудрость приходит с годами, и сейчас я чувствую себя настоящим специалистом по разводам и общению с людьми. Часто мне кажется, что вся моя взрослая жизнь – это сорок лет непрерывных переговоров.

Лето закончилось, и я был готов снова приступить к работе. Но я не печалился по этому поводу. В отличие от своего отца, которого нелюбимая работа приводила в уныние и в конечном счете – как я считаю – погубила, я жил тем, что помогало мне жить. Я любил свою работу.