Фил Коллинз - Я еще жив. Автобиография [litres]

А затем он спросил: «Итак, ты думаешь, что я могу сыграть медведя? Это хорошая идея. Земекис, да? Это тоже хорошая идея. Нам нужно встретиться всем вместе».

Я начал ходить на встречи с де Вито, сценаристами и Земекисом. Это отняло много времени, но не дало никакого результата. Я чувствовал, что фильм требовал все больше и больше затрат, а его юмористические мотивы становились все более туманными и далекими от первоначальной идеи. Переделывая одну из реплик Папы Медведя, которая могла бы стать его лучшей фразой: «Кто там управляет моим проектом?»

Однако в итоге фильм получился неплохим. Вскоре после окончания тура Seriously, Live помощник Стивена Спилберга связался с помощником Тони Смита. Режиссер предлагал мне роль в «Капитане Крюке», который должен был стать новой версией «Питера Пэна». Дастин Хоффман был выбран на роль Капитана Крюка, Робин Уильямс – ставшего взрослым Питера Пэна, а Джулия Робертс – феи Динь-Динь. Спилберг хотел, чтобы я сыграл лондонского полицейского, а-ля Джон Клиз. Будучи огромным фанатом британской комедии «Монти Пайтона», Тони Хэнкока и «Башен Фолти», я без промедления согласился на эту роль.

Спилберг прислал мне сценарий, и я с энтузиазмом выучил свои строки. В феврале 1991 года, во время полета в ЛА (фильм снимался в семи павильонах звукозаписи в Sony Pictures Studios), я раз за разом, снова и снова репетировал свой диалог. Прошу прощения перед всеми, кому пришлось сидеть рядом с полусумасшедшим Филом Коллинзом во время того рейса.

В тот момент я не помнил две вещи, о которых однажды сказал мне Майкл Кейн: «Ты хороший актер, Фил. И запомни: никогда не учи весь сценарий наизусть. Потому что они точно его перепишут». Но я безумно волновался, поэтому выучил все. Кроме того, я был музыкантом – это было песней для меня, поэтому я считал важным запомнить, как ее играть.

Когда я приехал, мне вручили пятнадцать страниц сценария.

«А, нет, спасибо, я выучил его».

«Стивен переписал его вчера ночью».

«Вы шутите?»

«Да, потому что он только что придумал что-то еще…»

В гримерной я паниковал. Я вот-вот должен был начать работу с великим Робином Уильямсом, одним из моих кумиров в комедии; я не хотел выглядеть нелепо как в его глазах, так и в глазах, само собой, Спилберга.Я судорожно листал сценарий, и он, по сути, особо не изменился – все было тем же самым, только немного в другой последовательности. Что было даже еще хуже для меня.

Спустя час отчаяния и самокритики меня позвали. Спилберг даже не узнал меня, что показалось мне прекрасным – я хотел скрыть свою личность как можно тщательнее. Я совершенно не желал предстать перед людьми «Филом Коллинзом» в этом фильме.

Спилберг был очень мил и сказал мне не переживать по поводу нового сценария – однако они собирались снять сцену одним длинным дублем.

Это внушило мне еще больше ужаса. Но это была всего лишь репетиция. Все свои, и они смеялись в правильных местах. Все, кроме Хоффмана.

Он даже не участвовал в сцене, но сидел рядом со своим личным ассистентом/сценаристом – парнем, который приходил и подстраивал сценарий под Дастина. Первое, что Хоффман мне сказал, было: «Где ты взял эти штаны, дружище?»

Я был польщен и ответил: «А, они от Версаче».

«Эй, запиши там, где он покупает такие штаны…»

Но вскоре мое настроение резко ухудшилось. Хоффман спросил у Спилберга: «Ты уверен, что он должен говорить все это?» Спилберг подумал немного и произнес: «Хм, да, может, нам стоит снять и укороченную версию…» Первая длинная версия сцены была очень забавной, люди бы смеялись, и мне бы удалось во время нее сделать то, над чем я до бесконечности работал перед фильмом. Из второй версии – укороченной – были вырезаны все шутки и вся суть сцены, все самые забавные моменты.

Спилберг сказал: «Ладно, Фил в нашем расположении только сегодня, думаю, мы запишем обе версии».

Мы сняли два варианта, и я сказал Спилбергу: «Я бы хотел прийти и посмотреть, что получилось».

«Конечно, завтра будет готов съемочный материал».

Когда я пришел к ним на следующий день, Хоффман непрерывно преследовал Спилберга, не отходя от него ни на шаг. Мы посмотрели обе версии, и я, сглотнув слюну и пытаясь изобразить будничный тон, предположил: «Более длинная версия выглядит забавнее…»

Одним только нетерпеливым жестом Хоффман выразил свое несогласие. И я сразу же понял, что длинная версия канет в Лету. Я был готов к обсуждению этого вопроса, но Человек дождя поставил на моей надежде крест.

На премьере «Капитана Крюка» в ЛА в ноябре 1991 года Спилберг был очень мил со мной. На вечеринке после официальной части он сказал, что был обязан оставить короткую версию. Итак, в этот раз Коллинза не вырезали полностью, но ситуация была похожей.

В марте 1991 года, после того как я поучаствовал в «Капитане Крюке», мы с Тони и Майком начали записывать We Can’t Dance. Мы писали его в течение непривычно долгого для нас времени – четырех или пяти месяцев, однако мы работали в собственной студии, The Farm, поэтому могли не торопиться. Да и, честно говоря, после нескольких лет работы на износ я совсем не хотел никуда спешить.

К тому же, хоть мне и не было трудно исполнять роль лидера команды, наши отношения в группе поменялись в лучшую сторону. Атмосфера постоянно была очень дружественной, расслабленной, мы поддерживали друг друга, и это все еще сильнее вдохновляло нас на творчество. После выхода в ноябре 1991 года альбом стал для нас пятым подряд, занимавшим первую строчку в Великобритании.

Конечно, коммерческий успех был приятен, но самая важная песня альбома не входила в число хитов. Я написал текст песни Since I Lost You, думая об Эрике. Она была о смерти его четырехлетнего сына Конора – прекрасного мальчика, которого я видел в последний раз, когда приезжал к ним домой с Лили.

Мы только начали записывать We Can’t Dance, когда мне позвонили и сообщили, что Конор погиб, выпав из окна манхэттенской квартиры своей мамы, жившей на пятьдесят третьем этаже.

В то время Эрик не пил, и я решил посоветовать ему: самым простым способом пережить то, что с ним произошло, было начать пить снова. Но он ответил: «Нет, так будет еще сложнее».

На следующий день я, Тони и Майк (мы все были хорошими друзьями Эрика) разговаривали об этой кошмарной трагедии. Мы в тот момент работали над новой песней. Я начал напевать текст: « Мое сердце разбито на части …» На той неделе Лили исполнилось два года, и я думал о всем том времени, что я не был с ней. Я писал от лица отца, который часто находился далеко от своих детей и которому приходилось доверять заботу о них кому-то другому. Это ощущение разъедало меня изнутри. Когда-то давно я сказал своим детям: «Когда переходите дорогу, остановитесь, посмотрите направо и налево. Я знаю, это звучит глупо. Но возможно, что меня не будет рядом».