Джейн Биркин - Дневник обезьянки (1957-1982)

Несмотря на все наши насмешки, в конце концов мы влюбились в Юла. Особенно мне нравится его жена Жаклин. Все в ней меня восхищает. Она повсюду как дома – что на кухне, что на званом ужине. Чтобы поддерживать беседу с коллегами Юла, она научилась разбираться в мире кино. Она проявляет интерес ко всему, что интересует его, при этом не теряя ни чувства меры, ни чувства собственного достоинства. Юл остался точно таким, каким я его запомнила с момента нашей предыдущей встречи три года назад. С нами он мил и любезен, но во время работы впадает в настоящую ярость. «Эй ты, членосос, а ну иди сюда! Пошевеливайся, а не ползи, как дохлая муха!» Он не просто кричит, он орет. Один раз он наорал и на меня. Перед очередной летучкой, которая должна была состояться через пять минут, я стояла в саду – на солнце и без шляпы. Юл стукнул меня по голове сложенным номером New York Herald Tribune – эту газету ему доставляли каждые два дня, – закричал, что я веду себя непрофессионально, и назвал соплячкой. Я залилась краской, ведь на нас смотрела вся съемочная группа. К счастью, я надела огромные темные очки, и никто не видел, как у меня из глаз полились, скатываясь по щекам, слезы. Как назло, рядом стояла Кейт. «Мама, почему этот дядя тебя ударил? – спросила она. – Ты плохо себя вела?» Не считая этого случая и еще одного спора по поводу корриды, других трений между нами не было. Зато другие получали от него по полной программе. «Членососом» он обозвал нашего композитора Морта Шумана за то, что тот поставил свою машину слишком близко к лимузину Юла [115] Однажды по пути на натурные съемки мы проезжали мимо цыганского табора, расположившегося у подножия холма. Юл выскочил из машины, замахал руками и закричал: «Мой народ!» , и на того пахнуло выхлопными газами!

Еще у нас была потрясающая вечеринка! Эта гениальная идея пришла в голову Сержу. Он предложил устроить что-то вроде маскарада, и чтобы все переоделись артистами цирка. Я никогда раньше не видела такого рвения! Жаклин вместе со своей дочерью сидели в саду и лихорадочно шили, няня семейства Гутовски что-то кроила из москитных сеток, Илай Уоллок заперся у себя в комнате и явно готовил какой-то сюрприз, Лэйни Казан разрисовывала майки, а ее помощницы тоже, как безумные, что-то шили. Но вот настал вечер великого дня. Все были в предвкушении. Югославы отмечали какой-то партийный праздник, и нам, чтобы их не обидеть, пришлось в нем поучаствовать. Но Юл никуда не пошел, потому что был слишком занят приготовлениями, как, впрочем, и Серж.

Мы с Сержем украсили свою комнату воздушными шариками. Потом отправились на рынок и ходили там несколько часов, выбирая свистки, дуделки и прочие детские игрушки. Я купила пижаму, намереваясь ее разорвать, а Серж – ярко-синее трикотажное платье и дамскую шляпку «клош» в форме колокольчика. Когда он во все это нарядился, получилось уморительно: кошмарные нейлоновые носки и красно-фиолетовые в зелено-лиловую полоску пижамные штаны, обрезанные по колено! Синее трикотажное платье он разорвал слева на груди, а на шею надел воротник в красно-белую полоску. Сзади на штаны он прицепил две красные в белый горох тряпки, а на голову натянул шляпку, которая еле-еле налезла ему на макушку и из-под которой торчали его уши. Кейт нарядилась в черный купальник, на который я нашила москитную сетку, – вышло что-то вроде балетной пачки. На ней были черные чулки, а в волосах – красный бант и цветы из моей соломенной шляпы. Она выглядела сногсшибательно – этакая миниатюрная Коломбина. Я нарумянила ей щечки и накрасила губки. Я закуталась в москитную сетку, как в паранджу, из-под которой виднелась майка с глубоким вырезом и надписью «Ilok Circus» [116] «Цирк Илока» ( англ .). , повязала себе пышный красный бант а-ля Минни-Маус и намазала красным гримом щеки и нос. Когда Серж появился на глазах у остальных в огромных клоунских башмаках, из-под которых выглядывали жуткие блескучие голубые носки с красным рисунком, все чуть не попадали на пол от смеха!

Мы украсили комнату как для Рождества. Серж приготовил из красного вина, гвоздики и персиков португальскую сангрию. Народ начал собираться к девяти часам вечера. Одним из первых пришел Юл. Это было нечто! Профессиональный клоун, он в прошлом работал на трапеции. Сейчас он оделся в легкие фисташкового цвета штаны на помочах, майку в черную полоску, бледно-розовые носки и такого же цвета галстук на резинке. С черной шляпы у него грустно свешивался цветок, как у мима Марсо. Но главное, у него совершенно изменилось лицо, и Кейт его даже не узнала. Возле глаз и рта он нарисовал себе черные круги, подчеркивавшие выражение печали или радости; на нос прикрепил выкрашенный в красный цвет шарик для пинг-понга; из-под черной шляпы торчали клоки ярко-красных волос. Накануне он отправил Жаклин к портному за костюмом, который затем старательно изрезал. В его облике все было продумано до мельчайших деталей, а лицо представляло собой настоящую маску. Он просто прелесть – потратить столько трудов, приложить столько усилий! Я им восхищалась. Жаклин сшила для своей дочери Софи костюм Коломбины, а для себя – костюм Пьеро, и даже с помпонами. Она выбелила себе лицо и соорудила шапочку. Илай Уоллок и Лэйни Казан нарядились клоунами-ковбоями, Дэвид Опатошу – бородатой женщиной (он подложил под платье мячики, нацепил черный парик и накрасил себе губы; борода у него была своя!). Его жена переоделась девочкой-клоунессой…

Появление каждого нового участника маскарада производило на остальных все более сильное впечатление. Но всех затмил Морт Шуман. Толстяк натянул на себя голубую шелковую юбку с буфами, из-за пояса которой наружу вываливался его необъятный волосатый живот. На груди у него красовался лифчик от купальника с затолкнутыми внутрь воздушными шарами, а голову венчал кудрявый белый парик. Разумеется, он накрасил губы и размалевал себе щеки. При виде его мы чуть не померли со смеху. Его жена разрисовала себе все тело татуировками. Парикмахер Лэйни Казан явился в облике тощего атлета в леопардовых трусах от купальника, привязав к палке два воздушных шара. Хэнк и Абрахам Полонски пришли в разрисованных от руки блестящей зеленой краской южноамериканских масках, похожие на Железного Дровосека из «Страны Оз». Оливер нарядился клоуном и приделал себе огро-о-о-мный красный нос, который ему почти сразу пришлось снять, потому что тот не давал ему дышать. На нем был пышный воротник, галстук, куртка, купленные мной штаны с буфами на помочах и большущие башмаки.

Мы веселились и шутили как дети, но было почти грустно видеть лица некоторых актеров, когда кто-то один привлекал к себе всеобщее внимание. Из-за обилия сангрии мы изрядно набрались, а ели бедненьких молочных поросят. Серж не смог проглотить ни кусочка, потому что видел их лежащих на блюде сырыми – крошечных, розовых, напоминающих младенцев. Праздник продолжался до трех часов ночи. Серж, Оливер и Юл показали несколько очень смешных реприз, а потом поспешили в ванную репетировать следующие. Мы слышали, как они там прыскают от смеха. Они делали вид, что мочатся на коврик, – правда, Юл не притворялся… Кейт воспринимала все это как ставший явью прекрасный сон. Она до сих пор то и дело спрашивает меня: «А ты помнишь, как Юл и Серж переоделись клоунами?»