Джейн Биркин - Дневник обезьянки (1957-1982)

Около трех часов мы вышли в сад. Они начали убирать балкон и музыкальные инструменты. Постепенно праздник угас. Я не ожидала, что он настолько удастся. Юл сказал, что уже лет десять так не смеялся, и, по-моему, он не кривил душой. Глаза у него сияли, он прямо-таки попал в свою стихию. Эйб Полонски играл на ударных, и даже его жена Сильвия, которая вообще-то не любит шумных сборищ, по-настоящему развеселилась. Сколько же мы хохотали! И потом еще несколько недель вспоминали, как было здорово.

К концу съемок в Илоке сильно похолодало, но все равно это было потрясающе. Мне пришлось вернуться в Лондон, на операцию. Вот так все и произошло.

После моей поездки в Лондон – я решила родить еще одного ребенка, и мне нужно было повидать врача, – мы приняли участие в съемках второго фильма в Югославии, в горах. Мы сняли небольшой домик, в котором поселились вместе с Кейт, Брендой и моим братом. Фильм, финансирование которого взяла на себя партия, прославлял Тито и назывался «Девятнадцать девушек и один моряк». Серж, разумеется, играл моряка, а я – одну из медсестер. Я полуобнаженной купалась в озере, отвлекая внимание нацистов и позволяя Сержу обежать вокруг озера с пулеметом и всех их скосить. По пути он подвернул лодыжку, и я услышала, как он закричал: «Ой-ой-ой!» Среди персонажей был предатель, которого я подозревала и который был, что называется, с приветом, а также югославская королева красоты. Под впечатлением от этих съемок Серж хотел снять собственный фильм. По его задумке, половина югославских актеров должны были выходить к завтраку в нацистской форме, а между парикмахершей и «психом» плелись сложные интриги. Последние кадры он предполагал снимать с операторского крана, чтобы зрителю стало понятно, что вся картина – это киносъемка. На гонорар Серж купил «роллс-ройс». Больше всего его забавлял тот факт, что он заплатил за него деньгами, полученными от коммунистов. Обе буквы «Р» были красными, потому что господа Роллс и Ройс оба были еще живы. Это был один из первых «роллс-ройсов». Он держал его в гараже British Motors , а чтобы ездить, нанимал шофера, потому что у него не было водительских прав.

21 января

В последний раз я писала в Югославии. По возвращении оттуда, зимой, мы поехали в Венецию. Это было как сон. Город казался таким хрупким по сравнению с летом, когда площадь Святого Марка – на мой взгляд, слишком аляповатую – заливает солнце. Зимой все краски приглушены и словно подернуты серой дымкой. Мы поселились в великолепном отеле – Серж уже останавливался в нем, когда снимали «Лозунг». После четырех месяцев, проведенных в Югославии, у нас захватывало дух от роскоши, великолепия и атмосферы старины. Мы сошли с катера, и нас мгновенно окутал низко стлавшийся туман, сопровождавший нас до самого отеля «Даниэли». Мы с Сержем провели три романтических дня в божественном номере; Кейт и Бренда в основном носились по площади Святого Марка, распугивая ободранных голубей. Лучшего способа вернуться к цивилизации и выдумать было нельзя, но на всем пути от Дубровника до Венеции меня терзала ужасная боль в боку. Водитель, которого Серж взял с собой в Венецию и поселил в одном из лучших номеров «Даниэли», был просто прелесть. Он, как ребенок, собирал и хранил все гостиничные счета – в доказательство того, что он и в самом деле здесь жил. На площади Святого Марка он просидел, не двигаясь, целых четыре часа и сказал, что никогда не видел ничего прекраснее и обязательно привезет сюда свою жену, чтобы все ей показать. Серж подарил ему магнитофон для машины. Прощаясь с нами, он выглядел смущенным: слишком много впечатлений. Было невероятно трогательно наблюдать, как он лучился счастьем. Так вот, именно Джон, наш водитель, сказал, что, возможно, у меня аппендицит. Я ему не поверила и в ответ только рассмеялась. В Париже я пошла к гинекологу, и он подтвердил, что у меня аппендицит, но мне все равно в это не верилось. Тогда он сделал тест на беременность, и угадай, что выяснилось? Анализ крови показал увеличенное количество кровяных телец. Значит, я беременна! Забавно было узнать, что внутри тебя что-то происходит, но врач тут же меня напугал. Он сказал, что я точно беременна, но не исключено, что плод находится в маточной трубе. Господи, от страха я чуть с ума не сошла!

– Если плод в одной из труб, его придется удалить, – сказал он.

– А сколько у меня этих труб?

– Две.

Я решила проконсультироваться с кем-то, кого я хорошо знала и кому доверяла, и позвонила мистеру Шнайдеру. Он велел немедленно приезжать. В тот же вечер мы с Сержем помчались в аэропорт. Если плод и правда находился в маточной трубе, его следовало как можно скорее извлечь, иначе меня разорвало бы изнутри! Рейсы в Лондон были отменены. Я чуть не умерла от тревоги. Мы с Сержем поужинали в ресторане аэропорта. Надежды улететь не было. Все самолеты возвращались в Париж, потому что Лондон не принимал.

Я смогла уехать только на следующий день и сразу отправилась к маме с папой, но их не было дома. Зато я застала Линду. Она напоила меня чаем и отвезла к доктору Шнайдеру. После осмотра он сказал, что никакого плода в маточной трубе нет, ребенок находится в правильном месте, но у меня, скорее всего, острый аппендицит, и нужна срочная операция, чтобы избежать риска, которому я подверглась накануне вечером и ночью. Поэтому в 19:30 я уже была в маленькой палате лондонской клиники. Меня провожала Линда, и я безмерно благодарна ей за ласковую заботу. Я попыталась связаться с Сержем, который остался в Париже. В конце концов мне удалось дозвониться до него в доме его родителей. Мне к этому времени уже сделали первый укол и вот-вот должны были везти в операционную. Он повел себя безупречно и повторял, как он меня любит. Мы все еще разговаривали, когда в палату вошла медсестра и приказала мне повесить трубку. За пять минут до того я поговорила с мамой и папой. Линда рассказала им, что происходит, и они бросили все свои дела в Сассексе и собрались ехать в Лондон.

Я пишу эти строки в последние минуты перед операцией. Мне очень страшно – вдруг я сюда уже не вернусь? По правде говоря, в голове у меня туман, и я жду последний укол. Я так влюблена, что готова умереть, зная, что меня окружают любящие люди – папа, мама, Линда и Эндрю. Как мне с ними повезло! Хотелось бы мне всех их сейчас расцеловать. Милая Кейт, darling Серж! Я так хочу ребенка от тебя. Господи, пожалуйста, не забирай его у меня! Странно, какое отчаяние охватывает, когда дописываешь свое последнее письмо. Боюсь, я слишком редко говорила маме и папе, как я их люблю, так же как Линде и Эндрю. В такие моменты, как этот, тебя охватывает неистребимое желание сказать им о своей любви. А Серж… Даже если бы мне предстояло прожить еще миллион лет, я никогда никого не смогла бы полюбить так же сильно, как люблю его.