Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

Впереди взлетела белая ракета и медленно осела в реку. Анна глянула на гаснущий огонёк и ушла под воду. Когда вынырнула, увидела рядом Марийку, протянула к ней руку. Марийка подставила плечо, и они, тяжело дыша, поплыли дальше к левому берегу.

Каждый метр давался с невероятным трудом.

— Аннушка, вон уже травку вижу. Ещё немножечко. Ну, греби, милая, греби.

— Всё кончено. Нет сил. Ногу свело.

— Не смей! Не вешай нос!

Впереди закраснел ещё один сторожевой костёр. Марийка увидела его, сжала зубы, собрав остаток сил, рванулась к берегу. Ещё рывок, ещё два, ещё десять, ну, двадцать гребков — и всё. Попыталась пощупать дно, дна не было, а рука Анны на плече ослабла. Вдруг она разжалась совсем. Марийка оглянулась — Ани не было рядом.

Обмерев, она рванулась назад, пошарила руками под водой, наткнулась на безжизненную Анну, подтолкнула её наверх, и та, будто проснувшись, клещами вцепилась в руку Марийки, чуть выше запястья.

Обезумев от страха, схватившись свободной рукой за свой берет, Мария ногами оттолкнула Анну. Пальцы Ани разжались, голова повернулась к Марии, глаза были широко открыты, в горле клокотала вода.

— Прощай, мамочка… Сейчас закричу. Не хочу умирать, не хочу…

Анна прильнула к своей правой руке. Потом, уже на берегу, Маша поняла — она закусила руку, чтобы не крикнуть, чтобы не всполошить часовых, чтобы уберечь её, Марийку.

Мария, шатаясь, вышла на мягкий травянистый берег, долго-долго, не чувствуя холода, стояла и вглядывалась до боли в тёмную реку, над которой тихо занимался красноватый рассвет.

Она ходила по берегу, пока совсем не рассвело. Дважды в обе стороны прошли моторки, в них сидело по трое солдат с автоматами, потом сипло прогудел чёрный закопченный буксир, ведя за собой небольшую гонку с лесом.

Мария поднялась на обрыв, обернулась на засиявшую под восходящим солнцем Свирь, упала на колени и беззвучно зарыдала.

Солнце подсказало путь, и она пошла на юг, продираясь через мелколесье, сквозь густой сосновый молодняк. Сама не зная зачем, Мария вынула браунинг, отвела затвор, загнала патрон.

Комары вились тучей, жаля беззащитное тело. Мария нацепила на себя берёзовые ветки, несколько штук заткнула за пояс, но это не спасло от звонкоголосой, пискливой тучи.

До вечера Мария пережидала на вырубке, соорудив в мелколесье кургузый шалашик, забываясь в тяжком тревожном сне. Разбудил её мягкий шелест дождика, от этого шороха стало вдруг уютно, и никуда не хотелось идти. Но она поднялась, опоясалась косынкой, затем, немного поколебавшись, вдела косынку в скобу пистолета, поставив его на предохранитель, поглубже надвинула на лоб драгоценный берет и тронулась в путь.

Шла всю ночь, пересекла две дороги, к утру, напоровшись босыми ногами на кусты дикой малины, поняла, что хочет есть. Малина не совсем поспела, но Марийка этого не замечала. Неподалёку стояли ещё б ольшие заросли малинника. Натаскав туда мха, прикрывшись берёзовыми ветками, Мария заснула.

Проснулась, снова поела малины, пока не заныли от кислого зубы, стала думать, куда идти. Серые тучи накрыли солнце, но мох на старых елях чётко показывал, где север, и Марийка снова двинулась вперёд.

Минул ещё один день, и ещё. Время стало путаться, в голове был туман, потом она долго не могла заснуть, её знобило, она залезала под ветки, но никак не могла согреться, сжималась комочком, подогнув к подбородку ноги, уже не обращала внимания на злых вечерних комаров и жалящих дневных слепней. Зубы мелко стучали, расцарапанное ветками, сучками тело покрылось гусиными пупырышками. Мария стала впадать в забытье, а однажды проснулась, тронула горячий липкий лоб и поняла, что заболела.

Гоня прочь чёрные мысли, она поднималась и шла на юг, твердя про себя одно и то же: «Я должна, я должна. Я не имею права умереть. Наши близко, наши рядом. Ведь от Свири до линии фронта всего тридцать километров. Надо терпеть. Уже скоро, совсем скоро, ещё час, ещё полчаса…»

Всё чаще и чаще она спотыкалась, падала. Окровавленные, опухшие ноги отказывались повиноваться. Тогда Мария поползла. Сто метров, двести, пятьсот. Труднее всего давались валежины, обходить их сил не было, и она карабкалась по сухим колючим ветвям, падала животом на острые сучья, сползала вниз, отлёживалась и ползла дальше.

Уже на теле не было места, где бы не темнел синяк, где бы не запеклась кровь. Лицо набрякло, левая рука то и дело хваталась за голову — на месте ли берет, правая судорожно сжимала рифлёную рукоятку браунинга.

Молодой, чернобровый красноармеец, поставив меж колен винтовку, сидел по-хозяйски в траншее и покуривал самокрутку. Сладко затянувшись и пустив дымок вверх, он вдруг сквозь птичье многоголосье услыхал то ли женский стон, то ли смех. Решив, что это ему померещилось, он докурил «козью ножку», стал подниматься и тут же осел назад — к брустверу подползало странное существо с пистолетом в маленькой руке. Перебежав в дальний угол траншеи, боец, клацнув затвором, осторожно выставил винтовку, а затем выглянул сам — слева, тяжело и часто дыша, лежала лицом вниз девушка в чёрном берете, глубоко надвинутом на лоб.

— Стой! Кто идёт? — заорал боец.

Девушка слегка подняла голову, подтянула руку с пистолетом, сузив воспалённые глаза, вгляделась в расплывающуюся фигуру с трёхлинейкой, увидела малиновую звёздочку на пилотке, и голова её снова упала.

Очнулась Мария в мрачном длинном блиндаже оттого, что ей вливали в рот тёплый сладкий чай. Она попыталась подняться с топчана, увидела, что лежит, укрытая шинелью. У небольшого окошка за столиком тихо переговаривались военные. Один из них, взглянув колюче на Марию, спросил по-фински:

— Montako teitä on? Missä ovat loput? Mikä oli teidän tulonne tarkoitus meidän sotajoukkojemme asemiin? [6] Сколько вас? Где остальные? С какой целью вы пришли в расположение наших войск? (финск.)

У неё всё снова поплыло перед глазами, но она всё же дотронулась до головы. Берет был на месте. Марийка подтянула его под щёку и снова потеряла сознание.

Опять её поили чаем, трясли за плечи, повторяли всё те же финские фразы.

— Нечего с ней нянчиться! Пошевелите как следует! — крикнул от окна звонкий голос по-русски. — Здесь каждая минута дорога, может, эта «Святая Лотта» где-то уже финками в нашем госпитале орудует. Они мастаки по таким тихим делам. Или ты забыл, Фёдор, Петровский Ям? А вы, младший лейтенант Вигонен, продолжайте допрос, да поживее.

— Kuulutko sinä Lotta Svärd järjestöön? [7] Принадлежишь ли ты к организации «Лотта Свярд»? (финск.)

— Пошёл ты к чёрту, — прошептала по-русски Марийка и, улыбаясь запекшимся ртом, начала подниматься с топчана.

— Мне нужен командир батальона или начальник штаба, — сказала она, медленно разлепляя губы.