Брайан Стивенсон - Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил

– Если хочешь попасть в мою тюрьму – распишешься. – Кажется, он ухмылялся. Я постарался не взорваться.

Я развернулся, подошел к столу и расписался в журнале. Вернулся к комнате для свиданий и стал ждать. На стеклянной двери был навесной замок, который нужно было отпереть, чтобы я смог войти в помещение для встречи с клиентом. Наконец охранник вытащил ключи. Я стоял молча, надеясь попасть внутрь без дальнейших показательных выступлений. Когда он открыл дверь, я шагнул было вперед, но он ухватил меня за предплечье и остановил. Заговорив со мной, он понизил голос.

– Эй, приятель, ты случайно не видел на парковке для посетителей такой грузовик, весь в наклейках, флагах и с пирамидой для ружей?

Я осторожно ответил:

– Да, я видел этот грузовик.

Он закаменел лицом, прежде чем продолжить:

– Я хочу, чтобы ты знал: это мой грузовик.

Он выпустил мою руку и позволил войти внутрь тюрьмы. Меня распирал гнев на охранника, но еще больше раздражала собственная беспомощность. От этих мыслей меня отвлекла открывшаяся задняя дверь комнаты для свиданий; другой охранник ввел заключенного.

Дженкинс оказался невысоким афроамериканцем с очень коротко стриженными волосами. Он схватил мою ладонь обеими руками и, широко улыбаясь, уселся на стул. Казалось, он был необыкновенно счастлив видеть меня.

– Мистер Дженкинс, мое имя – Брайан Стивенсон. Я тот поверенный, с которым вы разговаривали…

– Ты принес мне шоколадно-молочный коктейль? – торопливо проговорил он.

– Прошу прощения, что вы сказали?

Он продолжал широко ухмыляться:

– Ты принес мне шоколадно-молочный коктейль? Я хочу шоколадно-молочный коктейль.

Долгая поездка, конфедератский грузовик, грубое обращение охранника, а теперь с меня еще и требуют какой-то там молочный коктейль… ну и денек! Я не стал скрывать раздражение.

– Нет, мистер Дженкинс, я не принес вам шоколадно-молочный коктейль. Я – поверенный. Я здесь для того, чтобы помочь с вашим делом и попытаться добиться для вас нового слушания. Понятно? Вот для чего я здесь! А теперь мне нужно задать вам несколько вопросов и попытаться понять, что происходит.

Улыбка сползла с лица мужчины прямо на глазах. Я начал задавать вопросы, и он давал односложные ответы, иногда просто мычал – утвердительно или отрицательно. Я осознал, что он по-прежнему думает о своем коктейле. Стычка с охранником заставила меня забыть о том, насколько нездоровым мог быть этот человек. Я прекратил расспросы и чуть подался вперед.

– Мистер Дженкинс, мне очень жаль! Я не представлял, что вы хотите, чтобы я привез вам шоколадно-молочный коктейль. Если бы я знал, то, безусловно, постарался бы его привезти. Обещаю, когда приеду в следующий раз, если мне позволят привезти вам шоколадно-молочный коктейль, я обязательно это сделаю. Договорились?

После этих слов улыбка вернулась, а настроение Дженкинса улучшилось. Тюремные записи о нем рассказали, что у него часто бывали психотические эпизоды, во время которых он часами кричал. Всю нашу встречу он в основном оставался мил и мягок, но было очевидно, что этот человек болен. Я не мог понять, почему судебные протоколы ни словом не упоминали о его психической болезни, но после дела Джорджа Дэниела меня уже ничто не удивляло. Когда я вернулся в офис, мы начали более глубокое исследование прошлого Дженкинса. То, что обнаружилось, буквально надрывало сердце. Отца мальчика убили до его рождения, а мать умерла от передозировки наркотиков, когда ему был всего год. С двух лет его передавали в разные семьи под опеку. Ужасное время: еще до того, как исполнилось восемь, он успел побывать в девятнадцати разных приемных семьях. С раннего возраста у Дженкинса начали проявляться признаки интеллектуальной отсталости. У него обнаружили когнитивные нарушения, говорившие о каком-то органическом повреждении головного мозга, и поведенческие проблемы, указывавшие на шизофрению и другие серьезные психические недуги.

Когда Эйвери было десять лет, он попал в неблагополучную приемную семью, жесткие правила которой создали в его жизни постоянный хаос. Он органически не мог соблюдать все навязанные ему требования, поэтому его часто запирали в чулане, лишали пищи, подвергали избиениям и другому физическому насилию. Поскольку поведение мальчика не улучшалось, приемная мать решила от него избавиться. Она завела его в лес, привязала к дереву и бросила там. Три дня спустя ребенка в очень плохом состоянии обнаружили охотники. После лечения серьезных проблем со здоровьем, вызванных этим эпизодом, его вернули властям, которые снова передали Эйвери в очередную приемную семью. К тринадцати годам он начал злоупотреблять наркотиками и алкоголем. К пятнадцати его сочли неуправляемым, и он остался без крыши над головой. В период с пятнадцати до двадцати лет Эйвери то и дело попадал в тюрьму. Когда ему было двадцать, во время одного психотического эпизода он забрел в незнакомый дом, уверенный, что его атакуют демоны. В этом доме он жестоко забил ножом до смерти мужчину, которого принял за демона. Назначенные адвокаты не стали изучать историю жизни Дженкинса до суда, он был быстро осужден за убийство и приговорен к смерти.

Тюремная администрация не позволила мне привезти Дженкинсу молочный коктейль. Я пытался объяснить ему это, но в начале каждого моего визита он снова спрашивал, принес ли я ему вожделенный напиток. Я говорил, что не прекращаю попыток: мне приходилось это делать, просто чтобы как-то заставить его сосредоточиться на других темах. Несколько месяцев спустя мы наконец запланировали слушание с предъявлением доказательств его серьезных психических заболеваний – то есть с тем материалом, который должен был быть представлен еще на первом суде. Мы утверждали, что его бывшие адвокаты не сумели оказать клиенту эффективную помощь, когда не стали раскрывать историю жизни Эйвери и не представили его инвалидность как существенный фактор для определения меры уголовной ответственности и приговора.

Я объяснил судье, что не принять во внимание проблемы психического здоровья Эйвери на предыдущем суде было столь же жестоким поступком, как сказать безногому: «Ты должен взобраться по этой лестнице без посторонней помощи, а если ты этого не сделаешь, то ты просто лентяй».

Приехав в суд, где должно было состояться слушание, – примерно в трех часах езды от тюрьмы, – я спустился в подвальную камеру повидать Эйвери. Пройдя уже привычную процедуру разговора о молочном коктейле, я попытался дать ему понять, что будет происходить во время заседания. У меня были опасения, что встреча с некоторыми свидетелями – людьми, которые имели с ним дело, когда мальчика в детстве передавали в приемные семьи, – может расстроить его. Кроме того, в предстоящих показаниях эксперты должны были в очень откровенных терминах характеризовать его инвалидность и заболевания. Я хотел, чтобы Эйвери понимал, зачем мы это делаем. Он был сговорчив и мягок, как и всегда.