Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

— Костя, ты жив?

— Жив, да никак не поднимусь. Нога…

Девушка приподняла раненого и решительно взвалила его на свои плечи.

— Что ты, Катя! — запротестовал он.

— Ничего, ты же худенький! — отвечала Насонова и, тяжело дыша, оттащила Костю в укрытие, перевязала рану.

Рядом с оглушительным треском разорвалась мина. Во все стороны брызнули горячие осколки. Катя вскрикнула и, закусив губу от боли, приникла к земле. Харламов взглянул на нее и увидел кровь, сочившуюся из разорванного рукава телогрейки.

Теперь настал черед Кости позаботиться о своей спасительнице. Он взвалил на себя девушку и медленно, превозмогая жгучую боль в ноге, пополз к ближайшей воронке. Подоспевшие санитары подобрали их обоих. С тех пор Костя Харламов и Катя Насонова стали неразлучны.

В бою под Эриванским настоящими героинями показали себя многие девушки — санинструкторы.

Под огнем переносила на себе раненых Валя Ульянова. А когда у бойцов не стало патронов, она быстро пробралась к взводу боепитания и притащила на огневую позицию ящик с патронами.

Панна Козлова сопровождала в медсанбат раненого, а на обратном пути вечером после боя зашла в политотдел сдать донесение своего военкома Илларионова. Я при ней просмотрел его. В донесении было сказано и о ее отваге.

— Ага, тут есть кое — что и о вас… Молодчина, поздравляю! — сказал я.

Девушка покраснела и, смущенно улыбаясь, посмотрела на плотно исписанный Илларионовым листок.

— Расскажите — ка нам подробнее про ваши атаки, — попросил Рыжов.

Панна задумалась и, помедлив, предложила:

— Я лучше расскажу вам о нашем Бате. Он у нас душа любой победы и первый герой…

— Хорошо, расскажите про вашего молодого Батю!

— В этот раз, — начала Козлова, — комбат опять был в атаке вместе с нами, с ротой автоматчиков… Поднялся, взмахнул рукой с пистолетом, крикнул: «За мной!» — и пошел. Мы за ним в полный рост. Но с высоты по нас открыли такой огонь, что пришлось залечь на открытом месте. Лежим — головы поднять невозможно. Я каким — то образом очутилась рядом с комбатом. Смотрю на него: Батя кусает губы и опирается на ладони, вот — вот готовый вскочить. Глянул он на меня, прямо в глаза… Знаете, это трудно передать, только у командира во время боя может быть такой взгляд. Мне показалось, что он командует: «Действуй, Панна!» Конечно, он не думал сказать это мне, но меня словно что — то подтолкнуло, и я вскочила. На ходу стреляю из автомата. В тот же миг разнеслось по полю: «Полундра!» Поднялись все. Рядом я увидела командира роты Пилипенко. Тут же обогнал меня Александр Иванович. Бежит и бьет из автомата. Я быстро перезарядила свой автомат и стала стрелять в том же направлении. Востриков оглянулся, почему — то погрозил мне кулаком. Потом, когда мы уже заняли высоту, сказал: «Если ты, шальная девчонка, еще будешь стрелять прямо над моей головой, я тебе не знаю что сделаю!..» Мне весело стало, отвечаю: «Как же быть, когда противник виден только через вашу голову? И потом — чего вам беспокоиться, ведь я стреляю точно, сами говорили…» Тогда и он рассмеялся. Говорит: «Только не хвастайся!..» В общем, так вот шутим, а через минуту — опять заваруха: оказывается, наша рота очень далеко опередила другие подразделения и теперь стиснута врагом с трех сторон. Пришлось нам отходить назад. Обидно! Батя по телефону отругал командиров соседних рот за то, что отстали. Те оправдывались: помешали, мол, немецки танки. А комбат вешает трубку и про себя: «Нам тоже зеленую улицу не открывали, а мы прорвались!..» Потом спокойно отдал распоряжение. Вскоре снова пошли в атаку, и батальон занял новый рубеж… Панна умолкла на минуту, вздохнула.

— В этом бою Александра Ивановича опять ранило… Вблизи разорвалась мина. Я заметила, как Батя вдруг приостановился, откинулся назад, поморщился. Подбежала к нему: «Товарищ капитан — лейтенант, вы ранены? Дайте перевяжу!» А он разозлился и приказал мне молчать. Когда я стала настаивать, он вовсе прогнал меня. Так, не перевязав рану, и вел бой до конца. После боя ушел в санчасть и попросил врача Алексея Пестрякова побыстрее вынуть осколок из спины. Врач сказал: «Тогда терпите!» — и вытащил осколок без всякого наркоза. Александр Иванович поблагодарил и сразу вернулся на командный пункт батальона…

Когда девушка ушла, Рыжов сказал:

— В этом батальоне головка крепкая. И комбат, и военком. А секретарь партбюро Мастеров!

И Рыжов рассказал, как секретарь партбюро в острый момент боя за поселок Линдарово, когда выбыл из строя политрук, временно командовавший ротой, дринял командование этой ротой на себя и с возгласом «Черноморцы, за мной!» повел бойцов в атаку. Враг был отброшен, рота вернула свою позицию.

Под вечер 8 октября я зашел на КП 16–го батальона и застал Красникова угрюмым, задумчивым.

— Эриванский мы взяли бы давно, — сказал он, — да не можем справиться с неприятельской артиллерией… Особенно точно бьет у них одна батарея. Куда бы наши ни передвинулись — сразу накрывает огнем…

— Что же думаете предпринять?

— Корректировщик у них где — то ловко устроился. Надо найти и снять его, — ответил Дмитрий Васильевич.

Сам занимавшийся разведкой еще в обороне Севастополя, он знал, что обнаружить корректировщика — дело очень трудное. Но это надо было сделать во что бы то ни стало.

Вызвав командира взвода разведки И. С. Ельцова, комбат испытующе оглядел его. У того были воспаленные от бессонных ночей глаза, осунувшееся лицо, но, встретив внимательный взгляд комбата, он вдруг заулыбался.

— Что это ты сегодня такой веселый? — насторожился Красников.

— «Кукушку» засекли, товарищ командир батальона! — радостно выпалил Ельцов.

— Да ну! — воскликнул Красников. — Молодцы! Где обнаружили?

Ельцов развернул карту и ткнул пальцем в зеленое пятно:

— Забрался, гадюка, на самое высокое дерево. Оттуда все окрестности видны как на ладони. Мы его разглядели в бинокль. Хотели снять снайперской винтовкой, но раздумали — далековато, как бы не спугнуть… Да и лучше взять живым.

— Конечно! — согласился Дмитрий Васильевич и приказал командиру взвода явиться на КП вместе с разведчиками.

Через несколько минут они предстали перед комбатом. Все вызвались пойти снимать вражеского корректировщика. Но большой группе проникнуть через линию фронта трудно, и Красников решил послать только двоих: Василия Бычкова, в прошлом рулевого эсминца «Отважный», и молодого сноровистого краснофлотца Александра Одноперова.

Ушли они ночью, а утром привели долговязого немца — обер — лейтенанта.

Разведчики рассказали, как они его захватили.

Бесшумно подкравшись в темноте к дереву, на котором каждый день орудовал корректировщик, Бычков и Одноперов старательно замаскировались. Пролежали неподвижно около двух часов. На рассвете послышались шаги. Обер — лейтенант подошел к дереву, огляделся. Не заметив ничего подозрительного, он закинул за плечо зачехленную стереотрубу и по ступенькам, приколоченным к стволу, стал подниматься вверх.