Алексей Зайцев - На острие красных стрел

Как мне хотелось скорее подрасти, шестой класс закончить! После шестого председатель колхоза Дмитрий Александрович Нестеров брал подростков на работу прицепщиками. Обязанности у прицепщика не ахти какие: следить за сцепкой, за плугом и за боронами, очищать их от травы. Зато была возможность изучить трактор и научиться им управлять.

Но ждать, пока шестой класс закончу, мне терпения не хватило. Председатель колхоза вместе с бригадиром тракторной бригады Марком Васильевичем Гальченко отбирали подростков в прицепщики — я тоже пришел и, как ни в чем не бывало, стал с ними в одну шеренгу. Правда, все-таки на левый фланг, хотя ростом был ничуть не меньше других.

Увидев меня, Нестеров и Гальченко переглянулись, что-то негромко сказали друг другу. Нестеров кивнул и насупился, а Гальченко стрельнул на меня сощуренными хитроватыми глазами. Сердечко мое екнуло: ну, думаю, сейчас прогонит с позором. Да нет — обошлось. Пожалели меня, наверное, самолюбие пощадили. Правда, к трактористу определили, который мне не нравился: вялым каким-то был, да и к делу относился недобросовестно. Зато, как говорится, нет худа без добра, сразу посадил меня на трактор, стал обучать вождению. А когда ночь наступила, сказал: «Давай работай, а я пойду подремлю... Если мотор заглохнет, прибежишь скажешь». Я и рад стараться! Сидел за рулем — неописуемая гордость сердце распирала. Фары золотистую дорожку передо мной высвечивали, с неба луна мне улыбалась, весело звезды подмигивали. Правда, спина с непривычки онемела, но я терпел, делал по полю круг за кругом — пахал и пахал. В конце концов трактор заглох от перегрева.

Наутро вернулся домой весь промасленный, небрежно перебросив через плечо старенький пиджачишко. Шел по своей улице как можно медленнее, чтобы все знакомые успели меня увидеть, вразвалочку — отцовской походкой, степенной, неторопливой походкой рабочего человека.

А потом началась жатва — самая прекрасная пора в сельской жизни. Но и самая горячая... Все — от мала до велика — от зари и до зари находились в поле. Подросткам работы сколько угодно: рожь или овес косили, снопы вязали, а затем в копны их составляли, воду носили.

После седьмого класса мне уже доверили работу на косилке.

А какое это неповторимое удовольствие после трудов праведных, когда все косточки гудели от работы и спина уже не сгибалась, не разгибалась, похлебать борща из свежих овощей, растянуться на краю не сжатого еще пшеничного поля и смотреть в бездонное светло-голубое небо, в котором высоко над тобой, кажется у самого солнца, звенит и звенит серебряным колокольчиком неутомимый жаворонок!

Что там и говорить: мы, сельские ребятишки, любили и уважали хлеборобский труд своих отцов и матерей, горели желанием трудиться рядом с ними и считали это за великую честь. Проблемы трудового воспитания у нас не было. Потом, когда я учился в Данкове в педагогическом училище, даже в расписании были занятия по изучению трактора и комбайна, другой сельскохозяйственной техники. Зимой два раза в неделю ходили мы на МТС, которая располагалась недалеко, на берегу Дона, и вместе с ремонтниками готовили тракторы к посевной.

В первое военное лето, когда многие трактористы и комбайнеры ушли на фронт, мы смогли их заменить. Ни единого зернышка из богатейшего урожая 1941 года не оставили на земле. И на тракторах работали, и на комбайнах — было их, правда, совсем немного. Косили вручную, молотили хлеб конными молотилками. Складывали солому в скирды. И с нетерпением ждали газет, ждали вестей с фронта.

Знание сельской техники, умение водить трактор и вообще трудовая закалка очень скоро нам пригодились. Многие из моих друзей — молодых сельчан — в грозное лето 1941 года после короткой подготовки сели за рычаги танков. Механиками-водителями стали Харламов и Лаптев. Мой однофамилец Дима Зайцев дошел на танке до самого Берлина, вернулся в родное село с орденами Отечественной войны и Красной Звезды.

Я не стал танкистом, но технические навыки не однажды выручали меня и как разведчика: они помогли быстро осваивать трофейную технику — мотоциклы, грузовые и легковые автомобили разных марок. Были случаи, когда приходилось на вражеской технике колесить по его тылам.

Что касается фронтового быта, то сельским людям он не очень в тягость. Земли не чурались, воды не боялись. Земля, кормилица наша, на войне от пуль и снарядов укрывала, от стужи и холода спасала, а в зной давала прохладу. Земля и вода кормили в голодное время.

Вести разведку на плацдарме с каждым днем становилось труднее. Ночью немцы, как говорится, держали ушки на макушке, поэтому мы все чаще стали совершать поиски, засады и налеты днем. В светлое время суток бдительность противника снижалась, и это облегчало наши действия.

В один из пасмурных октябрьских дней я с группой разведчиков направился на позиции второго батальона для наблюдения за противником и выбора объекта для нападения. В 10 утра мы уже были в траншее и приступили к делу. Внимательно всматриваясь в передний край врага, я фиксировал пулеметные площадки, дзоты, другие огневые точки, разного рода укрепления. Засекал и наблюдателей. В своем секторе насчитал их восемь. Многовато! Это только те, которые не очень маскировались. Чем же вызвано такое повышенное любопытство? Посмотрел в стереотрубу, пригляделся к немецким солдатам, сновавшим по траншее, и заметил, что обмундирование на них еще свежее, не измятое и не перепачканное окопной землей и глиной. Сделал вывод: наверняка ночью пришла и заняла позиции новая часть. Мои разведчики подтвердили это предположение. Надо было срочно брать «языка». Но как? Если немцы уставились на нас всей своей цейсовской оптикой и прощупывают, изучают каждый метр земли, разве днем подберешься к ним незаметно? Ночью они тоже глаз не сомкнут, дежурить будут. А время не ждет. Кто знает, что они на завтра замышляют. Может, в наступление пойдут. Об этом в самый раз сейчас бы узнать, до ночи.

— Как? — спрашивал я то у одного, то у другого разведчика.

Думали бойцы, напряженно соображали, а мне вдруг пришло в голову, что, если выманить из траншеи пару-тройку фрицев, можно взять «языка». Им ведь тоже «язык» нужен. Вот и послать поближе к ним одного из разведчиков, пусть помаячит — авось и клюнут.

Вынес свою идею разведчикам на обсуждение. Покачали головами, дескать, рискованно — могут и подстрелить в два счета.

— Это, конечно, им труда не составит, — сказал Новиков. — Но лишний убитый русский им сейчас не нужен. Им нужен сейчас живой!

Между разведчиками шел неторопливый разговор: одно мнение, другое, просто реплика, предположение, контрдовод, легкий спор — и вот уже вырисовывается план действий.