Алексей Зайцев - На острие красных стрел

Чередник долго не раздумывал. Расправив усы, сказал:

— Идея неплохая. И пожалуй, вполне осуществимая. Участок поиска выберите в двух-трех километрах северо-западнее Иваньково. Кажется, там занимает позиции новая немецкая часть: оборудуют дополнительные проволочные заграждения, что-то сгружают в больших черных ящиках. Установите круглосуточное наблюдение. Время готовности к выходу в поиск сообщу вам завтра.

Не знаю, у кого и каким образом, но майору Череднику удалось «выбить» авиационную поддержку для проведения разведки.

На следующий день в 22 часа мы уже находились на исходном рубеже — в тридцати метрах от проволочного заграждения. Мы — это я и еще шестеро разведчиков.

В 23 часа появились У-2. При выключенных моторах почти неслышно они снижались, сбрасывая смертоносный груз прямо в траншею. Гитлеровцы разбегались от места работы в разные стороны. Мы в этот момент цепью подползли к проволочному заграждению. Двое разведчиков ножницами перерезали нижние нити колючей проволоки, подгруппа захвата бросилась в проход, за ней пошла группа прикрытия. Мы с Сугаком и Новиковым залегли на краю большой воронки, совсем близко от траншеи. Прикрытие — левее и чуть впереди, метрах в пятнадцати от нас.

У-2, отбомбившись, набрали высоту, развернулись и снова в непроглядной темноте зашли к месту первого сброса бомб. В этот раз они забросали траншеи гранатами.

Вдруг прямо перед нами, в двух или трех шагах, поднялся на корточки немец и, оглядываясь по сторонам, стал прислушиваться. Я слегка толкнул локтем Новикова: дескать, замри. А он понял меня иначе — в один прыжок достал гитлеровца, железной хваткой сдавил ему горло и прижал к земле. На помощь Новикову бросился Сугак.

— Кляп! — прошептал Новиков. — Быстро!

Но Сугак почему-то замешкался, а Новиков раньше времени отпустил горло фашисту, и у того вырвался сдавленный крик. Почти тут же над нами зажглась осветительная ракета и мы оказались перед гитлеровцами как на ладони. Новиков и Сугак на виду у немцев связывали барахтавшегося пленного. Как ни странно, никто не бросился ему на выручку. Бойцы из прикрытия повели меткий огонь по появлявшимся то тут, то там фигурам фашистов. Я швырнул в траншею одну за другой две гранаты.

Трудно сказать, чем бы все кончилось, не вернись в те минуты наши самолеты на третий заход. Они спасли нас от верной гибели. Когда новая серия гранат посыпалась с воздуха на немцев, я крикнул:

— Сулимов, отходи!

— Не могу, ранен... — ответил он срывающимся от боли голосом.

Я рванулся к нему, взял на руки и, спотыкаясь на кочках, быстро понёс к проволочным заграждениям. Немцы в нашу сторону не стреляли и осветительных ракет не вывешивали — им было не до этого. Наши ночные бомбардировщики продолжали налет до тех пор, пока я не выпустил красную ракету.

Однако все кончилось, можно считать, благополучно. Пули, хотя и прошили Сулимову обе голени, к счастью, кость не задели. Мы вовремя доставили его медикам и договорились, чтобы лечили разведчика «дома» и никуда не отправляли. «Язык», добытый нами, как сказал потом майор Михаил Филиппович Чередник, дал очень важные сведения.

Что же касается Новикова, то это был единственный случай, когда он понял меня неправильно и допустил ошибку. Он очень переживал, что Сулимов был ранен, считая себя в этом виновным.

Однако радоваться успеху долго не пришлось — снова пошла полоса невезения: целую неделю — ни одного «языка». Три попытки кончились тем, что один разведчик был убит, два — тяжело ранены. Немцы были злые, ночью не спали, глядели в оба, держали под прицелом каждый метр перед передним краем. Словом, максимально повысили бдительность. Целыми днями вели мы самое тщательное наблюдение за вражескими позициями из подбитого «фердинанда», застывшего над нашей траншеей. Для нас он оказался очень удобным НП. С него мы наметили надежный маршрут в глубь немецкой обороны, где можно было взять «языка». Теперь надо было продумать, как проникнуть через передний край.

И вот однажды ко мне подошел помощник начальника штаба полка старший лейтенант А. Лебединцев.

— Сегодня будьте готовы. Возможно, удастся вам помочь. — И он коротко изложил свой план...

Под вечер мы заняли исходные позиции. Ровно в 20 часов стрельба прекратилась. У гитлеровцев начался ужин. Затем из их траншеи донеслись звуки губной гармошки и кто-то запел арию из «Роз-Мари». Кто-то подхватил песню в нашей траншее. Фрицы заиграли громче, уже в две гармошки. Наш певец тоже запел во весь голос, а когда закончил арию, из траншей противника донеслись аплодисменты и восторженные восклицания с просьбой продолжать «концерт». Спустя минуту зазвучала скрипка. Наш певец смело подхватил новую арию. Пел он так здорово, что поначалу и мы заслушались, потом спохватились — ведь уже оголилась вражеская траншея, даже дежурные автоматчики потянулись ближе к месту «концерта». Другого такого момента могло и не быть! Едва успела погаснуть очередная осветительная ракета, как я скомандовал разведгруппе: «Вперед!» В три броска, по-пластунски, от воронки к воронке, благополучно преодолели «нейтралку», удачно проскочили через немецкую траншею, ну а дальше — давно уже намеченным маршрутом — в глубь вражеской обороны. Были мы уже относительно далеко, но все еще слышали тот импровизированный «совместный» концерт, бурные аплодисменты и возгласы восхищения.

Взяв «языка», вместе с ним целый день отсиживались потом в овраге, заросшем густым и колючим кустарником терна. Вокруг было полно гитлеровцев, и мы не могли даже пошевельнуться. Тот день показался нам очень длинным... Пробиться к своим удалось лишь на рассвете следующего дня в полосе наступления соседней дивизии.

Вернувшись в полк, поинтересовались, кто же это своим пением помог нам незаметно просочиться через вражескую траншею? Оказалось, что в тот вечер помощник начальника штаба полка старший лейтенант А. Лебединцев вышел на передовую для уточнения переднего края. С собой он взял только что прибывшего на фронт лейтенанта, до войны являвшегося опереточным артистом где-то в Татарии. К сожалению, его фамилия ни мне, ни Лебединцеву не запомнилась. А тогда Саша рассказал мне, что пока тот лейтенант пел под аккомпанемент немецких музыкантов, сам он спокойно навес на карту вражеские огневые точки, обнаруженные наблюдателями, и систему огня, потом проверил службу дежурных пулеметчиков.

Правда, у Лебединцева были потом неприятности... Пришлось ему держать ответ за тот «концерт» перед уполномоченным особого отдела и заместителем командира полка по политчасти. Сашу оставили в покое лишь тогда, когда я доложил начальству, что этот случай очень кстати пришелся и нам, разведчикам, иначе бы вряд ля прорвались в тыл и принесли стоящего «языка».