Иван Лыков - В грозный час

На следующей станции выхожу из вагона, У самого перрона вижу крошечный базарчик. Иду туда. Старушки да несколько девчушек продают зелень, вареные яички, горячую картошку в укутанных полотенцами чугунках, малосольные огурцы. Заметив военного, глядят на меня во все глаза. А увидев ордена, в один голос спрашивают:

— С фронта?

— С фронта, с фронта, — отвечаю им всем сразу.

— Нашего Ленюшку там не встречал? — торопливо говорит высокая, подвижная старушка. В глубине ее глаз, поблекших от частых слез, видна затаенная надежда. — Леонид Петрович Румянцев. Ладный такой, красивый. В танкистах служил. С прошлого лета не пишет. Ни мне, матери, ни невесте.

— Белоусова, часом, не знал? — подступает ко мне совсем уже древняя старушка. — Сосед раненый домой пришел, говорит, что убитым его не видал…

— А Винокурова? Бумагу получила, что пропал без, вести. А как это — пропал? — спрашивает третья. — Должен же он где-то быть?

От этих вопросов щемило сердце. Так и подмывало сказать всем этим людям: «Эх, родные вы наши! Дорогие матери и сестры, жены и невесты! Многих, очень многих бойцов довелось мне видеть: встречал их и на пологих холмах под Лепелем, и в смоленских лесах, и на Соловьевской переправе, и на плацдарме под Ратчино; воевал вместе у Крутиц и на поле Бородинском, сидел в окопах у Звенигорода и в заснеженных перелесках под Вязьмой. Были среди них и Румянцевы, и Белоусовы, и Винокуровы. Были Ивановы и Горюновы. Были живые и павшие. Многих сам хоронил, отдавал им последние почести. Кто они были? Ваши отцы и мужья, сыновья и братья — герои, самой жизни не пожалевшие ради вашей свободы, вашего счастья, вашего будущего».

Вернулся в вагон и долго не мог успокоиться, не скоро рассосалась на сердце горечь. Подсел к окну и словно прирос к нему. Смотрю и смотрю, не отрываясь ни на минуту. И наша страдающая, горем терзаемая земля открылась кне другой стороной. Вот миновали небольшую станцию. И тут же отвернула от магистрали необкатанная, еще совершенно новенькая железнодорожная ветка. Нырнула в лесок. А там над деревьями видны кирпичные и металлические трубы, попыхивающие дымом. Значит, еще один новый завод встал…

— Нет, не одолеть фашистам силищи такой! — говорит, кивнув головой за окно, аккуратно одетый пожилой мужчина.

Как тут же выяснилось из разговора, мой сосед имеет прямое отношение к одному из оборонных заводов где-то под Ташкентом. А вот сейчас он ездил в командировку на Урал и в Сибирь, побывал в Москве. Теперь возвращается на завод.

— Где я только не был! — продолжил он рассказ. — В Красноярске, Новосибирске, Свердловске увидел, какую богатырскую мощь мы набираем. И твердо верю: мы победим!

В тот июльский день 1942 года я, конечно, не мог точно представить, какой огромный вклад внесут в победу восточные районы нашей страны. Об этом мне станет известно лишь после войны. Узнаю о том, что только в течение первых пяти месяцев войны в восточные районы страны было перебазировано 1523 промышленных предприятия. Из них 667 разместились на Урале, 322 — в Сибири, 308 — в Казахстане и Средней Азии. А в целом за годы войны только Сибирь приняла и разместила на своей территории не менее 400 промышленных предприятий, много строительных и других трестов, более миллиона эвакуированных, десятки крупных научных, учебных и культурных учреждений.

…Чем дальше на юг, тем больше чувствуется разгар уборочной. Рядом с железнодорожной магистралью идут и идут по грунтовым дорогам обозы с зерном. Потемневшие от пота волы неторопливо, покачивая литыми рогами, тянут тяжело груженные возы. Некрупные лошадки трусцой катят ходки с мешками зерна. Лишь изредка появляются грузовики. И это ясно: техника отдана фронту. На возах сидят женщины, ребятишки, старики. Над первыми повозками — алые полотнища: «Все — для фронта, все — для победы!», «Хлеб — фронту!».

Смотрю на эти лозунги и ловлю себя на мысли: «Да, тыл неустанно борется, трудится днем и ночью, кует будущую победу. И тебе, комиссар, даже ради того, чтобы увидеть это, стоило ехать сюда. Вернешься на фронт, расскажешь о том, что видел здесь».

Ташкент встретил белесым от жары небом, подступившей к самому вокзалу буйной, но сильно запыленной зеленью. Чувствовалось, что здесь давно не было дождя. Раскаленное солнце плавило даже асфальт, и он податливо оседал под каблуками сапог.

Перрон оказался запруженным людьми. Еще со ступенек прикинув, где выход в город, решаю пробиваться к нему вдоль вагонов. Есть хоть какая-то иллюзия тени. Да и народу поменьше.

До расположения курсов добирался недолго. Ничего внешне примечательного они собой не представляли. Под высокими тополями стояло небольшое здание. Раньше, как оказалось, здесь размещался Институт механизации и ирригации сельского хозяйства. Рядом — дюжина палаток в саду. В них и жили приезжающие на учебу. Если учесть, что в Ташкенте тепло девять-десять месяцев в году, то станет ясно, что проблему жилья для слушателей курсов академия решила довольно легко.

Вскоре начались занятия. Они шли днем, а подчас и ночью. Мы изучали только что вышедшие боевые уставы, учитывающие опыт войны, решали на картах тактические задачи, слушали лекции по истории партии, другим общественным, а также военным и прикладным дисциплинам.

Вождение танков и огневую подготовку проходили в учебном центре академии, который размещался от города довольно далеко, и ездить туда приходилось на машинах. Здесь было немало танков самых различных типов, но главным образом — тридцатьчетверки и КВ. Перед нами была поставлена задача назубок изучить устройство танка, освоить его вождение, по стрельбе из танкового оружия выйти на уровень выпускников полковых школ. И это было правильно. Разве можно стать настоящим политработником, если слово свое не способен подкрепить делом? Конечно же нет.

Но, поскольку мы были политработниками, особое внимание все же уделялось изучению вопросов организации партийно-политической работы во фронтовых условиях. Преподаватели у нас подобрались опытные и знаний нам дали немало. Детально, в частности, в первые же дни учебы нами были изучены пути и методы организации партийно-политической работы в оборонительном бою.

И все-таки мы не питали особого интереса к теме обороны. Все ждали большого наступления, мечтали о нем и хотели знать все, что потребуется от каждого из нас для обеспечения успеха в этом виде боя. Когда началось изучение тем, связанных с наступлением, занятия стали проходить со все возраставшей активностью.

Да, мы мечтали о большом наступлении, на занятиях и в беседах друг с другом говорили о нем как о деле неизбежном. А на фронте тем временем происходило совсем другое.

— Это что ж там творится?! — словно спрашивая каждого из нас, огорчался старший политрук Михаил Куракин. — Враг-то, говорят, к Сталинграду подходит. Ростов-на-Дону уже взял. На Северный Кавказ прет.