Иван Лыков - В грозный час

Петренко сделал паузу, видно переживая заново тот смертельно опасный для него момент. А ситуация тогда в самом деле была критической. Я уже слышал в свое время о ней и знаю, что Петренко увидел совсем рядом… противотанковое орудие. Ствол пушки медленно поднимался. Потом, вздрогнув, замер, будто уставился прямо в самоходку.

— Ты чего медлишь?! — крикнул тогда Петренко наводчику. — Стреляй!

Тот выстрелил, но промазал. И лишь вторым снарядом опередил вражеский расчет…

— Вот так-то, братцы, бывает в бою, — заключил Петренко. — Не прост он, фашист, может так и к тебе подкрасться… Но бить его можно. И главное — нужно! Сколько ж можно терпеть эту гадину на нашей земле?!

— А мы и не думаем терпеть, — бросил реплику стоявший у окна высокий плечистый боец. — Не для того на фронт рвались.

— Это правильно! — Старший лейтенант Сапунов встал из-за стола. — Врага надо гнать. И наша армия гонит его. Пятятся фашисты под Орлом. И здесь отступили. Их силы иссякают. Наступает время решительных боевых действий. И наш путь отныне пойдет на запад. Только на запад! Но будет он очень трудным.

Далее Сапунов на ярких примерах показал, как необходимы в борьбе с гитлеровскими оккупантами военные знания, тот боевой опыт, который накопили ветераны полка, как важна верность боевым традициям, заложенным ими.

Говорил обо всем убедительно, страстно, и это произвело на новичков громадное впечатление.

По крайней мере, чувствовалось, что они загорались стремлением держать в бою равнение на ветеранов полка и их подвиги. А по этому настроению, по репликам и беглому разговору с некоторыми молодыми бойцами уже после беседы у меня сложилось очень хорошее впечатление о новом пополнении.

— Они действительно отличные люди, — подтвердил мое мнение Сапунов. — Главное — дух у них боевой. А прибавится еще знаний, опыта, и тогда вряд ли фашистам устоять перед такими орлами.

* * *

На следующий день нас с Луневым вызвал командир корпуса. Генерал был чем-то чрезвычайно озабочен, а поэтому и немногословен. Он коротко поставил перед полком задачу совершить, как он выразился, с началом событий марш в район Козьмодемьянск, Степное. Нам очень хотелось уточнить, какой смысл он вложил в слова «с началом событий», но мы так и не решились на это. А может быть, не спросили потому, что и без уточнений уже было ясно: ожидаемое наступление вот-вот начнется.

Не помню, каким было утро 3 августа: солнечным или пасмурным. Да, наверное, тогда и невозможно было это определить. Тот трехчасовой несмолкаемый грохот, с которого начался день, ни с чем нельзя было сравнить. Буквально после первого же залпа сотен орудий пелена гари и дыма непроницаемо повисла над степью. Казалось, вся земля горела и содрогалась под мощными ударами артиллерии и взрывами авиабомб.

— Поддайте, еще поддайте! — азартно выкрикивал кто-то из рядом стоявших самоходчиков, видя, как огненные стрелы «катюш» то и дело проносятся над нами.

А когда там, далеко впереди, взрывы раздавались особенно мощно, другой боец, украинец, радостно комментировал:

— От це дило. Гарно бьют хлопци. Так им и надо, поганюкам.

А нам, самоходчикам, предстояло выполнить довольно сложное задание. В последний момент комкор все же уточнил его. После этой артподготовки и начала наступления наших войск на Белгород враг мог нанести несколько отвлекающих танковых ударов. Один из них был возможен в районе Козьмодемьянск, Степное. Его-то и предстояло отразить нашему полку. И сделать это самостоятельно, своими силами. Правда, нам придавалась батарея 85-миллиметровых противотанковых пушек.

Совершив марш, мы прибыли в назначенный район. И сразу же начали оборудовать позиции у высоты с отметкой 240,5. Перед началом работ мне удалось на несколько минут собрать партийных и комсомольских активистов. Каждому из них я дал конкретное поручение, призвал неустанно разъяснять бойцам, насколько важно на случай отражения атаки танков противника ведение инженерных работ, просил показывать в этом деле личный пример. И активисты не подкачали: трудились, что называется, за двоих, а то и за троих. А в тех условиях это было важнее любого призывного слова.

К утру 4 августа у нас уже все было готово к отражению возможного удара противника. Весь день прошел в тревожном ожидании. Но фашистские танки на этом участке почему-то не пошли.

— Ждите сегодня, — сообщили нам утром 5 августа из штаба корпуса. — Наверняка полезут.

Действительно, все как будто бы предвещало вражескую атаку. Противник произвел огневой налет. Мы сумели засечь немало его огневых точек и даже несколько наблюдательных пунктов, отвечать на огонь не стали — ждали, когда пойдут на нас танки. Но миновал час, второй, а они так и не появились. Тогда по приказу командира полка несколько самоходок открыли огонь по засеченным огневым точкам врага. Но, повторяю, всего лишь несколько. Мы не хотели показывать противнику всей нашей силы. Пусть думает, что оборону у высоты заняла всего лишь какая-то батарея САУ.

Но и этот довольно ограниченный огонь пришелся фашистам не по вкусу. Они стали огрызаться. В завязавшейся перестрелке получил серьезное ранение майор Кобрисев, наш начальник штаба. Обидно! Еще и боя-то не было, а у нас уже вышел из строя очень грамотный, уважаемый всеми офицер.

Вместе с Луневым долго ломали голову: кто же может заменить Кобрисева? В конце концов сошлись на том, что наиболее подходящая кандидатура — капитан С. Н. Ступак. Он-то и принял должность начальника штаба полка.

А танки так и не пошли на нас и в этот день. Почему? Причина выяснилась только вечером. В траншею, где я как раз проводил беседу с молодым пополнением, прибежал связист.

— Вас к телефону, товарищ майор, — сообщил он.

Смотрю на него, вижу: улыбается чему-то, что-то еще хочет сообщить мне, но не решается.

— Кто звонит? — спрашиваю его.

— Начальник политотдела корпуса, — докладывает уже на ходу боец. — Но я сначала не с ним говорил. Связист на том конце провода новостью поделился: наши Белгород взяли. А вот правда ли это — не знаю.

Беру трубку и слышу знакомый голос Петра Алексеевича.

— Поздравляю вас, Иван Семенович, — с нескрываемой радостью говорит Соловьев. — Белгород и Орел — наши! В Москве сегодня салют. Немедленно готовьте митинг, если есть, конечно, для этого возможность…

Возможность есть! Фашисты совсем притихли, даже беспокоящий огонь не ведут. Так что собрать людей можно, что я и делаю немедленно.

— Дорогие товарищи! Боевые друзья! — обращаюсь к тесно сгрудившимся около одной из машин бойцам и командирам. — Только что получена радостная весть: наши войска освободили Орел и Белгород!

— Ура! Ура! — громко, вкладывая в этот клич всю свою радость, отозвались самоходчики. В воздух полетели пилотки, шлемофоны. Кого-то тут же принялись качать.