Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

— Грозненский коньячный завод тоже выпускает неплохую продукцию, — сделал ответный комплимент Поповских.

После недолгих, но пустых переговоров начали прощаться.

— Джохар, это, пожалуй, наша последняя встреча, — сказал Грачев пожимая руку Дудаеву. — Но уверяю тебя, еще не поздно затормозить.

— Павел Сергеевич, ты пойми меня правильно. Если я подниму руки, меня чеченский народ растерзает. Россия достаточно сильна, чтобы пойти на компромисс.

— Я постараюсь довести твою позицию до президента. Он мудрый человек, — глядя куда-то мимо Дудаева, ответил Грачев. Уж он-то знал, что любая уступка чеченцам, будет воспринята ими как слабость. «Дай им палец, откусят руку по локоть», — про себя думал он.

По сути, это были не переговоры, а последнее прощупывание намерений противоположной стороны. Маховик войны уже крутился, и это хорошо понимали обе стороны. Съехались, чтобы после быть чистыми перед общественным мнением и историей. Конечно, каждый про себя надеялся, а вдруг противная сторона сделает такое предложение, от которого будет трудно отказаться. Нет, таких предложений сделано не было. В тот момент никто не думал о тысячах, которые будут убиты в предстоящем конфликте. Когда бульдозер идет по лесу, мало кто из сидящих в нем думает, кого он по ходу своего движения давит гусеницами.

И Грачев и Дудаев — оба профессиональные военные, знали: война не любит полумер и сомнений. Ее идеология формулируется коротко и ясно и проводится жестко, без компромиссов. А люди для них — это всего лишь одетые в камуфляжную форму роты и батальоны, которые можно двинуть в нужном направлении.

В то время, когда каждый здравомыслящий человек задавал себе вопрос: начнется война с Чечней или Россия отступит, в Волгограде проходила встреча лидеров оппозиции со своими сторонниками под названием «Большой совет России». Цель мероприятия: обсуждение путей выхода России из кризиса.

Перед официальной встречей в рабочей комнате за столом собрались несколько человек. Это были лидеры так называемой системной оппозиции: Геннадий Андреевич Зюганов, Алевтина Викторовна Апарина, несколько членов ЦК КПРФ и депутаты из аграрной фракции Госдумы.

— У меня есть одно предложение: в президиум надо посадить священника, — сказал Зюганов, ознакомившись со списком. — Сейчас это общепринято. К тому же, нам важно показать единение с церковью, создание единого фронта против антинародного режима.

— Геннадий Андреевич, наши аграрии это не поймут, среди них есть и мусульмане и буддисты. Что они скажут?

— Геннадий Андреевич, эти попы все давно продались режиму, — мягко улыбнувшись, сказала Апарина.

— У всех такое же мнение, товарищи, что священника не нужно приглашать? — Зюганов обвел присутствующих взглядом.

— Да, да, — отозвалось несколько голосов.

— Ну что, тогда пойдём в зал? — предложил Геннадий Андреевич. — Нас там уже ждут.

Большой зал был полон народу. Все стоя приветствовали лидеров под песню «Вставай страна огромная». Затем на трибуну вышел Зюганов и обратился к присутствующим:

— Дорогие соотечественники! Банда, засевшая в Кремле, довела страну до последней черты. Сегодня перед нами, как никогда, остро стоит задача единения всех оппозиционных сил России. Нам необходимо сегодня выработать общую платформу по выходу страны из создавшегося кризиса и определить пути национального возрождения России. Я хочу предложить для обсуждения свою концепцию национальной идеи.

Из зала встал тучный человек и, оглядев зал, с одышкой произнес:

— Геннадий Андреевич, нужно включить в повестку дня вопрос о Чечне. Туда из нашего города уходят танки. Сегодня опять армию используют, как заложницу чьих-то интересов, а пострадает мирное население. Мы должны осудить ввод войск в Чечню!

— Мы сейчас не владеем всей информацией, чтобы дать оценку этим действиям, — сказал Зюганов. — Да, мы против войны в Чечне. Но мы не поддерживаем и режим Дудаева.

Сказав это, Геннадий Андреевич бросил взгляд в сторону Алевтины Викторовны: «Ни войны — ни мира. Как бы она не обвинила меня в троцкизме». Но Алевтина Викторовна ничего не заметила. Другие тоже. Историю партии все забыли.

Рохлин сидел в кабинете и подписывал последние распоряжения, касающиеся переброски корпуса в район Кизляра, когда раздался телефонный звонок. Генерал снял трубку и услышал голос командующего Северо-Кавказским военным округом:

— Лев Яковлевич, тебя Митюхин приветствует. Через пять дней совещание в Моздоке с участием министра обороны. Ты задачи по поводу Чечни выполняешь?

— Да, точно в срок, — ответил Рохлин.

— Ты можешь послать туда кого-то из своих заместителей, а сам занимайся по рабочему плану Я думаю, там ничего серьёзного. До встречи в Моздоке.

Генерал положил трубку.

Рохлин не давал людям отдыха, неделями держал их на полигоне, снимал с должностей тех, кто не справлялся с задачами, и вдруг ему предложили остаться в стороне! Послать заместителя или пойти самому? Такого вопроса для него не было. Более того, он удивился словам Митрохина, что ничего серьезного там, на Кавказе, не ожидается.

Опыт подсказывал: напугать Дудаева не удастся. У него есть силы, есть поддержка населения. По крайней мере, его боятся. А после разгрома оппозиции, пытавшейся с помощью российских танков, взять власть в Грозном, не только боятся, но и уважают. Авторитета у него, безусловно, прибавилось. Отсюда вопрос: на что рассчитывают политики в Москве, если даже допустить невероятное и планируемое разоружение удалось. Что дальше? Кто может соперничать с авторитетом Дудаева? Кто встанет у руля республики? Как там будут себя чувствовать институты новой власти? На кого они будут опираться?

Но даже для того, чтобы думать над этими вопросами, сначала надо разобраться в другом: есть ли у России силы, способные лишить Дудаева власти? Армия? А какая она теперь, после распада Союза и стольких лет терзаний, выпавших на долю военных? На примере своего корпуса Рохлин знал, как тяжело научить людей тому, о чем еще вчера они и не думали. Как трудно вернуть в армейские ряды боевой дух, который истреблялся, вымывался, подвергался насмешке. Все ли командиры смогли сделать то, к чему призывал он, приняв командование корпусом?

«Быть войне. И войне долгой. На измор, на истощение, с огромными потерями и непредсказуемым итогом. Рассчитывать придется только на себя, на свой опыт и на то, что напряженная боевая учеба, за которую меня матерят подчиненные, не прошла даром», — размышлял генерал, разглядывая карту Чечни. Он знал: начальство думает иначе. Но, к сожалению, решения принимает не он. А у него нет для этого ни необходимого политического веса, ни возможности донести свои мысли до тех, кто все это задумал. Рохлин вспомнил, как осенью 91-го Руслан Хасбулатов на сессии Верховного Совета объявил себя главным защитником Чечни и сделал все, чтобы распустить Верховный Совет Чечено-Ингушской Республики и привести к власти Дудаева. И как в Чечню для тайных переговоров с Дудаевым ездили Михаил Полторанин и Геннадий Бурбулис. Хорошо знакомый с похожей ситуацией, когда ему пришлось брать в Тбилиси штаб боевиков «Мхедриони», Рохлин думал, что тогда, осенью 91-го, ситуацию могли решить быстро и без особого кровопролития посланные в Грозный десантники. Чеченское руководство в то время было не готово оказать такого сопротивления, которое могло привести к большим потерям с обеих сторон. Главное: у них не было тогда оружия, которое дудаевцы получили, захватив военные склады. Но власть была занята другим — сокрушением Советского Союза. И команды взять под контроль Грозный десантники не дождались.