Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

Грозная энергичная военная система объяснялась со стороны Ермолова лишь крайней необходимостью и глубоким пониманием духа и характера народа, с которым ему приходилось иметь дело. Чеченцы, слишком далекие от гуманных воззрений европейских народов, умели ценить и уважать только физическую силу, гуманные действия с ними они неизбежно приписывали слабости, но зато прекрасно понимали строгие меры Ермолова.

После переселения на равнину беспрецедентный размах в Чечне получили набеги на соседей. Они приобрели вид ремесла. Общественное сознание чеченцев стремилось оправдать набеговую систему. Оно было в поисках того идеологического обоснования, в котором нуждаются более высокие, чем тейповая организация, формы социального бытия. Выбор был сделан в пользу ислама, поскольку там, где Евангелие велит прощать врагу своему, Коран позволяет воздать «око за око и зуб за зуб».

«Ниже по течению Терека живут чеченцы, самые злейшие из разбойников, нападающие на линию. Общество их весьма малолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно злодеи всех прочих народов, оставляющие землю свою по каким-либо преступлениям. Здесь находили они сообщников, тотчас готовых или отмщевать за них, или участвовать в разбоях, а они служили им верными проводниками в землях, чеченам не знакомых. Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников…»

«23-го числа, оставив все тягости в обозе при Алхан-Юрте, войска налегке прибыли в район селения Урус-Мартан. После сделанного мне отказа на повторенные несколько раз предложения дать аманатов нашел я жителей к обороне готовых и с ними соединившихся соседей. Построив батарею против селения, обратил я внимание их на оную, и в то же время с противоположной стороны батальон 41-го егерского, две роты Апшеронского полков и рота гренадерского Тифлисского полка бросились в деревню. Испуганный неприятель бежал стремительно, и даже в лесу не смел остановиться. Многие побросали ружья. Урон был довольно чувствительный. На звук орудий собирались окрестные жители, но казаки наши и чеченцы заняли дороги, и потому, пробираясь лесами, не успели они придти вовремя. Селение приказал я истребить, великолепные сады были вырублены до основания. Через реку Мартан сделана хорошая переправа и открыта широкая дорога. На обратном пути сожжены два селения Рошни. Многие другие приведены в покорность, и войска беспрепятственно через Алхан-Юрт возвратились в крепость Грозную 28-го числа. Войскам дано три дня для приготовления сухарей. Чеченская конница отпущена на праздник байрам. Она служила с отличным усердием, заглаживая вину свою, когда 26-го октября бежала, оставив наших казаков…»

«Житель гор, как раб традиций, горд, мстителен, коварен. Покорив две стихии — лес и горы, он вместе с тем, приобрел неограниченную власть над женщиной, — вот, может быть, причина его гордости. Сын свободы, он не терпел обиды, — вот источник мщения, которое под влиянием условных обстоятельств получало тот или другой характер. За оскорбление горец не только имел право, но даже обязан был мстить убийством, он шел к цели, не разбирая средств. Неумолимая жестокость в отмщении за обиду или смерть своего родственника, хотя бы и во время перестрелки с русскими, была даже в обычае. Жестокость этого обычая испытали наши пленные…»

В начале декабря 1994-го года Рохлина вызвали в Моздок. Добравшись до вокзала, где в вагоне размещался штаб министра обороны, он на входе предъявил охране свое удостоверение и сопровождаемый помощником зашел к Павлу Сергеевичу Грачеву. Министр был одет в камуфляж, из-под которого выглядывала все та же знакомая всем военным тельняшка. Выглядел Грачев озабоченным, но с Рохлиным поздоровался приветливо и пригласил к столу.

— Может, примешь с дороги? — спросил он и, не дожидаясь ответа, достал бутылку водки, налил в стаканы.

Рохлин удивился этому жесту министра. Но потом подумал, что Грачев, в отличие от других, не стал московским чинушей, а наоборот, этим жестом как бы подчеркивал: здесь, на Северном Кавказе, для него все равны, и он сам такой же военный генерал, которого отправили выполнять непростое задание.

— Лев Яковлевич, мне доложили, что ты отправил на Кизляр восемнадцать эшелонов и четыре транспорта с техникой и боеприпасами. Ты что, весь корпус взял с собой? — спросил Павел Сергеевич.

— Да, — ответил Рохлин.

— С кем же ты, Лев, собираешься воевать? Я все просчитал: ситуация полностью под контролем, никаких проблем с взятием Грозного не будет. Дудаев блефует, у него нет сил. Если надо — я возьму Грозный за два часа одним парашютно-десантным полком.

— Павел Сергеевич, вы же знаете, как было в Афганистане.

— Тогда было другое дело. А здесь мы все-таки по-прежнему единый советский народ.

— А если придется воевать? — спросил Рохлин.

— Посмотрим. При движении на Грозный населенные пункты не обходить. Пусть люди видят, какая сила прет, и что мы идем с мирными целями. А Дудаева мы заставим считаться с российской Конституцией и с российским президентом. Я предлагал Грозный не штурмовать, а выдавливать их в горы. Сейчас зима, там — снег, мороз. Долго бы они не продержались. Но президент поставил задачу как можно быстрее взять Грозный. Международная обстановка, видите ли, не позволяет. Так что цель определена, задачи уяснены, будем действовать.

Отпустив Рохлина, Грачев приказал своему адъютанту:

— Соедини меня с Дудаевым.

Адъютант сел за телефон и через минуту доложил:

— Дудаев на проводе.

— Джохар, Грачев говорит. — Павел Сергеевич знал Дудаева еще по Афганистану и решил говорить с ним прямо, на понятном военным языке, как генерал с генералом. — Тебе предъявлены требования по разоружению и роспуску незаконных формирований.

— Павел Сергеевич, я уже тебе говорил. Я могу сесть за стол переговоров только с президентом России, — послышался в ответ голос Дудаева. — Доведи мою просьбу до Бориса Николаевича.

— С тобой уполномочен вести переговоры Николай Егоров.

— Я не буду вести переговоры с Егоровым, — сделав паузу, сказал Дудаев. — Чеченский народ меня не поймет. — И положил трубку.

Корпус сосредотачивался в Кизляре. А в это время по Чечне уже вовсю работала военная разведка. Для нее главным было не только получить как можно больше сведений о вероятном противнике, но, понимая, что и противоположная сторона не дремлет, постараться ввести его в заблуждение. С этой целью Рохлин послал вперед на военном «уазике» полковника Волкова и начальника разведки корпуса Приходченко. По пути они останавливались около милицейских КПП, и, вместе с местными милиционерами, уточняли что-то на карте. Затем проехали до моста, за которым все еще стоял плакат с надписью «Добро пожаловать в Чечено-Ингушскую Республику». Надпись была старая, видимо, осталась еще с советских времен. Остановив машину, офицеры вышли из нее, поднялись на пригорок и стали смотреть в сторону Чечни. С той стороны за ними, тоже в бинокль, наблюдал бородатый чеченец.