Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

Дерзкие при наступлении, чеченцы бывали еще отважнее при преследовании врагом, но не имели ни стойкости, ни хладнокровия, чтобы выдержать правильную битву. В аулах чеченцы защищались редко, разве случайно удавалось захватить их врасплох. Но там, где были дремучие леса, овраги и горные кряжи, они являлись поистине страшными противниками.

Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике, есть нечто, напоминающее волка. И это верно уже потому, что чеченцы в своих легендах и песнях сами любят сравнивать своих героев именно с волками, которые им хорошо известны. Волк — самый поэтичный зверь по понятиям горцев. «Лев и орел, — говорят они, — изображают силу, идут на слабого, а волк идет на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае все безграничной дерзостью, отвагой и ловкостью. В темные ночи отправляется он за своей добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть. И раз попадает он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли». Не те же ли самые черты рисуют перед нами и образ настоящего чеченского героя, самое рождение которого как бы отмечается природой? В одной из лучших песен народа говорится, что «волчица щенится в ту ночь, когда мать рождает чеченца».

До появления генерала Ермолова на Кавказе на пограничной линии между Моздоком и Екатериноградом шли своим чередом небольшие, но тревожные действия. Чеченцы то мелкими, то крупными отрядами врывались в русские пределы, держа в постоянном напряжении кордонную линию.

Однажды чеченцы, соединившись с кабардинцами, бросились вглубь Ставропольского уезда и уничтожили до основания богатое Каменнобродское селение. Несчастные жители в испуге бросились бежать, кто куда мог, но большая часть укрылась в церкви, рассчитывая там найти спасение. Однако горцы ворвались внутрь Божьего храма и всех, скрывавшихся в нем, перерезали. Церковный помост был облит кровью и завален трупами, а все, что уцелело от резни, досталось в добычу горцам. Одних убитых насчитали тогда более ста тридцати душ обоего пола, в плен было взято триста пятьдесят человек, весь скот угнан, хутора сожжены.

В другой раз чеченцы числом в четыре тысячи собрались против Шелкозаводской станицы на Тереке, угрожая вторгнуться в пределы Кавказской губернии. Командир Суздальского полка полковник князь Эристов предупредил их намерение и, перейдя за Терек, разбил все скопище наголову. Но это не остановило новых дерзких набегов чеченцев.

С появлением Ермолова на Кавказе все это прекратилось. «Хочу, — говорил он однажды, — чтобы имя мое стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово мое было для азиатов законом, вернее неизбежной смерти. Снисхождение в глазах азиатов — признак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неутомимо».

Первые распоряжения Ермолова уже внушали страх, показывая горцам, что кончилось время, когда от их набегов откупались, когда русские войска, если и вторгались в их земли и жгли их аулы, то и сами несли огромные потери, ничего не изменяя в сложившихся отношениях и ничего не приобретая для будущего. Решив перенести передовую линию за Терек, Ермолов имел две ближайшие цели, составлявшие, впрочем, только начальные звенья в длинной цепи предстоявших действий: обуздание так называемых «мирных чеченцев» и заложение крепости, которая обеспечивала бы устойчивость новой Сунженской линии.

«Мирные чеченцы» тогда составляли одно из главных зол в наших отношениях с горцами. Еще в 1783-м году, во время управления Кавказским краем Потемкина, чеченские выходцы, жившие до того в вассальной зависимости от кумыкских князей, сбросив с себя это иго, просили позволения поселиться между реками Сунжой и Тереком, обещая составить передовые посты для Терской линии. Обещания этого они не сдержали, а между тем весь правый берег Терека, издавна принадлежавший казакам, отошел под чеченские поселения. Таким образом, явилось особое сословие «мирных чеченцев», самых злых и опасных соседей прилинейного жителя. «Мирные» аулы служили притоном для разбойников всех кавказских племен, в них укрывались отряды перед тем, как сделать набег на линию. Здесь находили радушный прием все преступники, и нигде не было так много беглых русских солдат, как именно в этих Надтеречных аулах. Приняв магометанство, многие из дезертиров женились, обзавелись хозяйством и при набегах бывали лучшими проводниками для чеченских отрядов.

10 июня 1817 года в русском лагере состоялось торжественный молебен, а затем при громе пушек заложена была сильная крепость о шести бастионах, которую Ермолов назвал Грозной. Ермолов видел зло, которое приносила русским близость чеченских, якобы «мирных» аулов. Он признавал необходимым возвратить казакам их древние затеречные владения и просил о дозволении желавшим из них переходить Сунжу целыми станицами.

Первым делом Ермолов преподал урок «мирным чеченцам». Он вызвал к себе старейшин и владельцев всех ближних аулов, раскинутых по Тереку, и объявил, что если они пропустят через свои земли хоть один отряд хищников, то находящиеся в Георгиевске аманаты их будут повешены, а сами они загнаны в горы, где истребят их голод и моровая язва. «Мне не нужны мирные мошенники, — сказал им Ермолов, — выбирайте любое: покорность или истребление ужасное». И двадцать пятого мая 1818 года войска перешли за Терек. В шести верстах от знаменитого Ханкальского ущелья, прославленного и древними и новыми битвами, отряд остановился. Здесь должна была вырасти крепость, которой суждено было играть видную роль во всех дальнейших событиях Кавказской войны. Чеченцы издали следили за отрядом, не решаясь пока начать перестрелку. Те из жителей окрестных селений, которые чувствовали себя виноватыми, бежали в горы, прочие остались в домах, а Ермолов от всех аулов, сидевших над Сунжой, взял аманатов — заложников.

Прошел уже целый месяц, как русские строили крепость, а в окрестностях Грозной не было еще ни одного серьезного дела. Чеченцы, ожидавшие, что войска, как прежде, пойдут напролом, будут гоняться за ними по лесам и штурмовать завалы, на этот раз жестоко ошиблись и теперь недоумевали, что им делать. Ермолов упорно не давал им ни одного повода к лишнему выстрелу. Такое бездействие нравственно утомляло чеченцев, поселяло в них уныние и подрывало последнюю дисциплину, которая в наскоро собранных шайках могла держаться только во время беспрерывных битв или набегов.

Четвертого августа в Грозной ожидали транспорт, следовавший с Кавказской линии под прикрытием роты пехоты с одним орудием. Транспорт был большой, с ним ехало много офицеров и маркитантов с товаром. Чеченцы, соблазненные добычей и рассчитывавшие, что успех поднимет их нравственный дух, решились совершить на него нападение. Ермолов немедленно выслал из крепости навстречу транспорту сильный отряд и послал вместе с ним своего начальника штаба, полковника Вельяминова, на которого полагался как на самого себя. В это время чеченцы уже перешли за Сунжу, и конница их первая понеслась на транспорт. За нею двинулись густые толпы пеших, оставив позади себя на переправе сильный резерв. Внезапное появление Вельяминова расстроило нападение. Чеченцы, которым самим угрожали с тыла, повернули назад и всеми силами пошли навстречу русским. Разгорелась сильная перестрелка. Чеченцы в этот день, по словам самого Ермолова, дрались необычайно смело, но все порывы их бешеной храбрости сокрушились о ледяное хладнокровие Вельяминова, не хотевшего допустить ни рукопашного боя, ни даже ружейного огня в стрелковых цепях. Поставив отряд с ружьем у ноги и выдвинув вперед артиллерию, он принялся осыпать нестройные толпы врагов гранатами и ядрами. А когда Вельяминов неожиданно двинулся к деревне Ачаги, чтобы захватить переправу, чеченская пехота обратилась в полное и беспорядочное бегство. Потери наши были сравнительно невелики.