Теодор Гладков - Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Контакт с Бентли Громов начал с того, что присвоил ей новый псевдоним. Теперь она числилась в агентурной сети как «Мирна».

Громов был самолюбивый, даже амбициозный и достаточно опытный оперативный работник. Но… То самое многозначительное «но», после чего перечисляются недостатки, порой на нет сводящие ранее обозначенные достоинства. Видимо, не случайно родилось на свет утверждение, что недостатки человека есть продолжение его достоинств.

Разведчик, непосредственно работающий с агентом, изначально должен быть хорошим психологом, человеком тактичным, чутко слушающим и слышащим собеседника, улавливающим тончайшие нюансы его настроения и, разумеется, непременно оные учитывающим. При работе с агентом-женщиной все вышесказанное следует по меньшей мере удвоить, а то и возвести в степень.

Увы, приходится констатировать, что, видимо, Громов-Горский вести себя в должной мере с агентами женского пола либо не умел по природному складу характера, либо не считал нужным учиться галантному обращению принципиально.

Ни делового, ни тем более человеческого контакта с Бентли у Горского не получилось. Автор ни в малейшей степени не собирается оправдывать последующие поступки Бентли. Однако, по его мнению и убеждению, окажись на месте Горского более человечный разведчик, многих бед можно было бы избежать. Хотя это уже из сферы сослагательного наклонения, которое, как известно, к истории неприменимо. Но все же…

У автора имеется предположение, способное, по его мнению, объяснить ту линию поведения, которую Горский избрал по отношению к Бентли. Он пришел в органы государственной безопасности в 1928 году в возрасте двадцати одного года. Работал большей частью в Экономическом управлении. В Иностранный отдел НКВД был переведен в 1936 году в возрасте двадцати девяти лет и сразу попал на самый жестокий период Большого террора. Многие ветераны, вспоминая ту пору, только пожимают плечами и произносят сакраментальную фразу: «Такое уж было время…» Словно это самое время занесло на одну шестую земной суши откуда-то с Марса. Горский был свидетелем того, как один за другим исчезали бесследно его сослуживцы и товарищи… Впрочем, не так уж и бесследно. Все на Лубянке знали, чем занимается по ночам комендант НКВД Василий Блохин и его подручные…

Чтобы уцелеть в этой кровавой мясорубке, надо было либо попасть в немногочисленную группу ветеранов-счастливчиков, которым просто повезло, вроде Василия Зарубина и Наума Эйтингона, либо выработать в характере если не жестокость, то жесткость, способную принять, а то и оправдать («Лес рубят, щепки летят») любое бесчеловечное по всем меркам решение руководства и приучиться так действовать и самому.

Центр поставил перед Горским старую задачу, которую уже отчасти решили Зарубин и Ахмеров: передать напрямую резидентуре всю агентурную сеть Голоса. И дело было не только в том, что, по мнению Москвы, «Звук» недостаточно строго соблюдал профессиональные требования конспирации. Это вопрос спорный. В конце концов, у него до самой смерти не случилось ни одного провала, чего нельзя сказать о кадровых оперативных сотрудниках.

Но Центр никак не мог мириться с тем, что не знает многих лиц, от которых «Звук» черпал информацию. В Москве или не могли, или не хотели понять, что многие источники Голоса передавали ему различные сведения (в том числе и секретные, и документальные) как коммунисты или сочувствующие коммунисту, входящему в руководство партии. Иными словами, как американцы американцу, к которому испытывали личное доверие. Но ни как иностранному агенту. Даже если этот агент представляет государство, являющееся союзником США по антигитлеровской коалиции. Иногда эти источники догадывались, что Голос работает на советскую разведку, но шли на сотрудничество с ним ради достижения общей цели — победы над общим врагом: гитлеровской Германией [119] Это в известной степени объясняет, почему вскоре после 9 мая 1945 года некоторые источники информации тихо, без объяснения причин, прекратили свое сотрудничество с советскими спецслужбами. .

Были и такие, кто все прекрасно знал и понимал, но просто, по каким-то личным соображениям, ставил Голосу непременное условие — не раскрывать русским их имена.

Понять Центр, его заинтересованность в полном контроле над вашингтонскими и иными группами, разумеется, можно. Тем более теперь. Лубянка не хотела и не могла оставить эту ценнейшую сеть в руках «Умницы», о которой никто в резидентуре, по существу, ничего путного не знал.

Разговоры Зарубина с Голосом проходили, если так выразиться, на высоком дипломатическом уровне. «Максим» знал и понимал, с каким зубром имеет дело, знал и то, на основании нескольких конспиративных встреч с Браудером, каким влиянием пользуется Голос у генерального секретаря Компартии США.

Как полагает автор, Горский в силу своей самоуверенности и амбициозности решил, что с «Мирной» можно особо не церемониться. И стал на нее откровенно давить. А этого делать нельзя было ни в коем случае, к ней нужен был подход особый, с учетом особенностей ее менталитета, характера, да и просто сложившейся ситуации в этот период ее жизни.

Горский прямолинейно давил на нее, убеждал, что она никак не в состоянии справиться со свалившейся на нее после смерти Голоса нагрузкой, что она наверняка уже находится под наблюдением ФБР, тем самым ставит под удар множество людей и т. д.

Горский даже настоял, чтобы Бентли съехала с квартиры на Бар-роу-стрит и перебралась в отель Святого Георга на Бруклинских Высотах, в котором сняла малоуютный номер 759. Горский не понимал, что значила для этой женщины ее старая квартира, где она была счастлива с любимым мужчиной, в которой он скончался на ее руках.

Далее он потребовал, чтобы Бентли уволилась из «Шиппинг Корпорейшн», под предлогом, что тамошние сотрудники догадываются о ее двойной жизни, стал предлагать ей деньги. Этого тоже не следовало делать. Бентли, как и Голос, никогда не работала на советскую разведку из материальной заинтересованности, и служба в «Шиппинг Корпорейшн» была единственным средством ее существования. Приняв деньги от «Эла», Бентли, по ее представлениям, вместо идейного борца становилась всего-навсего платным агентом иностранной разведки.

В конце ноября 1944 года Горский в очередной раз приехал в Нью-Йорк и встретился с Бентли перед Театром Эдисона на углу Бродвея и 103-й Западной улицы. Они пошли в сторону Риверсайд-драйв, и в ходе разговора Горский поздравил «Мирну», сообщив, что Указом Президиума Верховного Совета СССР она награждена орденом Красной Звезды [120] 4 ноября 1944 года свыше восьмидесяти сотрудников органов госбезопасности были удостоены правительственных наград. Орденами Красной Звезды были награждены и агенты внешней разведки, в том числе Элизабет Бентли, Натан Сильвермастер, Гарри Голд, Джозеф Катц… . Бентли удивленно спросила, что это, собственно, означает для нее. Горский объяснил, что сам орден она, конечно, получит только в случае приезда в Москву. Там она сможет его носить и, как орденоносец, сможет бесплатно ездить по городу на трамвае [121] В то время орденоносцы получали ежемесячное денежное довольствие (в зависимости от ранга ордена), они имели право бесплатно пользоваться городским транспортом, раз в год бесплатно ездить к месту отдыха или лечения, имели налоговые льготы и т. п. Вскоре после окончания войны из-за огромного количества награжденных эти льготы были отменены. Могли лишь учитываться в случае оформления персональной пенсии. .