Николаус Риль - 10 лет в золотой клетке

После того как мы во много раз увеличили производительность урановой технологии благодаря «мокрой химической» очистке, проблемным местом стал «горячий процесс» или металлургическая часть. Эта часть работы вызывала много недовольства. Прц восстановлении оксида урана при помощи металлического кальция из металлического урана не получался слиток, а получалась смесь уранового порошка металла с оксидом кальция. Оксид кальция нужно было растворить кислотой, и тогда получался порошок металлического урана не очень хорошего качества со значительными включениями оксидов. .

Однажды меня посетил упомянутый уже в главе 3 «платиновый полковник» и спросил, почему мы упорно настаиваем на описанном оксидном методе. Я сказал, что мы ни на чем не настаиваем, просто мы не доверяем другим методам. Он наседал и говорил, что вместо оксида можно использовать тетрафторид урана. Возникающий при этом фторид кальция, в отличие от оксида кальция, плавился бы, а жидкий металлический уран кристаллизовался бы не в виде порошка, а стекал бы сначала на дно реакционного тигля-и затвердевал бы в виде прекрасного слитка. Я сначала недовольно ответил, что я это тоже могу представить, но мы, однако, подготовились к оксидному методу. Постепенно я стал замечать, что он знает больше, чем я. и это меня насторожило. Из очень осторожных, прощупывающих слов «платинового полковника» я заметил, что он хотел меня вывести на правильный путь, не указывая конкретно, откуда он получает информацию. А сейчас я почти уверен, что эта информация была получена из Америки путем шпионажа. Позднее я получил и другие, совершенно точные подтверждения результатов шпионскойдеятельности. В моем присутствии один высокопоставленный советский работник спросил представителя министерства атомной промышленности о качестве нашего металлического урана (о степени чистоты). Ответ был следующий: «Даже лучше, чем у американцев». Советы уже имели кусок американского металического урана и проанализировали его 4.

Фторидный метод, который мы тотчас же стали использовать, действительно превосходил оксидный метод. Главный инженер завода Голованов и наш доктор Вирте старались технически совершенствовать этот метод. Начались также заключительные этапы подготовки производства урановых тепловыделяющих элементов. Переплавка и отливка хорошо шли в приобретенных индукционных печах, покрытие элементов алюминием разрабатывалось специалистами из авиационной промышленности без участия немецкой группы.

Таким образом, быстрое производство урана для первых советских атомных реакторов больше не представляло проблемы. Напряжение спало. И когда мы уезжали в 1950 году из Электростали, завод уже производил почти тонну готового урана вдень! Естественно, этот завод был не единственным.

О взрыве первой советской атомной бомбы мы узнали вечером из радиопередачи Би-Би-Си. На следующее утро я сразу же пошел к Голованову и сообщил ему об этом, но советский народ еще ничего не знал. Он тут же собрался и поехал в Москву в министерство, чтобы получить подтверждение этой новости. Только спустя несколько дней появилось сообщение ТАСС, в котором в невнятной и размытой форме говорилось, что Советский Союз уже несколько лет владеет тайной получения ядерной энергии. О бомбах ничего не говорилось, акцент ставился на мирном применении ядерных взрывов, в частности, для отвода рек. Сообщение было проникнуто духом технической самостоятельности и трогательного миролюбия.

Через некоторое время после взрыва атомной бомбы на нас посыпались ордена и премии. На немецкую группу также попали сильные брызги. Из моих немецких сотрудников Виртса и Тиме наградили Сталинской премией и орденом Красного Знамени.- Мне самому, конечно, досталась самая большая порция: кроме Сталинской премии I степени я получил еще звание Героя Социалистического Труда с Золотой Звездой (у военных почти также выглядит Золотая Звезда Героя Советского Союза), вызывавшая удивленные взгляды некоторых советских политиков, когда они видели ее у меня, и орден Ленина. Кроме того, мне подарилидом (дачу) в очень красивом месте западнее Москвы, где находились дачи членов правительства. Сталинская премия для меня была связана с большой суммой денег. Позднее я даже сказал министру атомной промышленности Завенягину, что я никогда в жизни не был капиталистом, и с удивлением обнаружил, что я капиталист в стране социализма. Этот избыток почестей и благ был, на самом деле, для меня тяжелым бременем. Моя жена была напугана и думала, что мы теперь никогда не сможем уехать из Советского Союза. У меня же не пропадали надежда и твердое желание уехать.

Некоторые типичные инциденты

Здесь я опишу несколько случаев и ситуаций, которые должны показать, насколько напряженной была атмосфера при выполнении уранового проекта и какому сильному давлен ию мы подвергались со стороны правительства, особенно в начале нашей работы.

Для нашего плавильного производства нам были необходимы толстостенные вакуумные резиновые шланги, такие же, как использовались в промышленности. Я поехал к министру атомной промышленности Завенягину и попросил о помощи. Он пообещал добиться решения правительства, которое бы обязало две ведущие русские фабрики резиновых галош («Проводник» и «Треугольник») быстро приняться за изготовление таких шлангов. Спустя / некоторое время у нас, действительно, появилось несколько сотен метров шланга. Внешне они выглядели очень приятно и имели равномерную круглую форму. Но если же шланг разрезать, то внутренний профиль был странный, он был совершенно неравномерный, имел фантастические формы, которые, вероятно, произвели бы впечатление на наших художников-аван- гардистов, однако, для технических целей это было неприемлемо. В это время я вел маленькую затяжную войну с Завенягиным, он нападал на нас из-за недостаточной производительности, а я защищался, объясняя это плохим обеспечением материалами и приборами. Неудачные шланги были для меня удачной находкой в качестве оборонительного оружия в этой борьбе. Я аккуратно разрезал шланг с забавным внутренним профилем на куски и с этими образцами поехал к Завенягину. Когда я вошел, у него как раз в кабинете было много людей. Я сказал: «Вы обещали нам постоянную поддержку со стороны советской промышленности. Могуя продемонстрировать Вам некоторые примеры работоспособности Вашей промышленности?» — и при этом с наслаждением медленно выложил на стол образцы. Завенягин побелел от гнева. «Можно мне взять образцы?» - спросил он кратко. С самодовольной улыбкой протянул я ему куски шланга и откланялся. И только много лет спустя я узнал, что бедный директор галошной фабрики был на 5 лет лишен свободы. После этого я всегда проявлял большую сдержанность, если жаловался на что-то или на кого-либо.