Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Главные его заботы: ускорить приезд Елены Ивановны и проломить стены, препятствующие поездке в Абиссинию. Визу Елене Ивановне обещают, но не дают, она не может выехать. Ему обещают выслать ей телеграфно визу к 15 декабря, потом к 23-му. Казалось, что вопрос решен; он уже предвкушал встречу к Рождеству с дорогой Леночкой – не видел ее полгода. Но возникли новые проволочки.

И тут – который раз! – события приняли неожиданный оборот. Планы мгновенно меняются.

Еще в Париже, стараниями ученых и в особенности маркизы де Вильморен, Николай Иванович получил визы во все средиземноморские колонии Франции, кроме одной – Французского Сомали. Французские власти почему-то никак не хотели, чтобы через Сомали он попал в Эфиопию: в этом они были непреклонны.

В Риме, ни на что особенно не надеясь, но делая всё, что зависит от себя , Николай Иванович зашел во французское посольство и снова попросил транзитную визу в Сомали. Посмотрев его документы и увидев, что он уже имел визы в Алжир, Тунис, Марокко и даже в Сирию, французский консул выдал просимую визу.

То была не просто удача – то был зов судьбы!

23 декабря, ночь, Е.И.Барулиной”. «Ну, милая, родная Леночка, события развертываются. В кармане у меня виза во Францию и во Французскую] Сомалию, только транзитная], но и с ними я дерзаю ехать. Такова воля судеб. <���…> Там буду хлопотать о визе в Абиссинию, почти у самой Эфиопии. Не выйдет, буду пытаться попасть хотя бы в Эритрею. Идет дело ва-банк. Но колебаний у меня нет. Я должен это сделать».

Он еще лелеял надежду пробыть вместе с Леночкой хотя бы два-три дня, но новые проволочки с ее визой сделали это невозможным. Пароход из Марселя в Сомали уходил раз в месяц. Очередной рейс – 6 января, а ему еще надо добраться до Марселя, он должен отбыть из Италии не позднее 3-го.

В Ленинград летит телеграмма: «Delay your departure for spring» («Отложи твоей приезд до весны»). Трудно сказать, сколь сильно была уязвлена Елена Ивановна. Она знала, что первое место в его сердце занимает наука, привыкла довольствоваться вторым местом.

Стараясь подсластить пилюлю, Николай Иванович пишет ей подробные письма, в них особенно досадует на проволочки с выдачей ей итальянской визы: «Всё это безбожно глупо. Визу могли дать одинаково и месяц тому назад. Но терпи, казак, атаманом будешь. Я столько навидался всего, что принял и это как должное». Кроме всего прочего, его «доконали», как он выразился, сотни писем от сотрудников из Ленинграда: он продолжал на расстоянии ими руководить. «Пишу без конца письма, директивы».

Предстоящая поездка связана с массой хлопот.

«Сегодня [27 декабря] день хождения по мукам, визиты министрам, консулам. Банк не переводит из Италии денег за границу, надо специальное разрешение. От Института генетики получил сегодня, через неделю, замечательный ответ: “Директор нездоров, ассистенты все разъехались на праздник”. Всё претерпим».

И, конечно, об их будущей встрече: «В½ апреля съезд международный по пшенице в Риме. Я дал согласие быть и сделать доклад “Мировые центры ген пшеницы”. Когда выеду из Абиссинии или Эритреи, телеграфирую тебе, чтобы ты ехала в Рим. Посевы произведут без тебя. С тобой осматриваем Италию (Венецию, Флоренцию, Неаполь, Помпею, Палермо и самый Рим, я не был даже в Ватикане). Затем, если пустят, на 3–2 недели в Испанию, и после этого “ныне отпущаеши раба твоего”».

До отплытия в Марсель у Вавилова еще несколько дней. Ненасытный, он едет в Милан.

29 декабря, Е.И.Барулипой: «Видел сегодня хоть мельком Леонардо да Винчи, “Тайная вечеря”, кладбище – музей скульптуры – и чудный Миланский собор. Из собора не хотел уходить. Камень превращен в кружево».

К началу 1927 года Вавилов обследовал все страны Средиземноморья – за исключением Египта и Испании. В Ленинград были отправлены сотни посылок с семенами, колосьями, образцами растений, книгами. То, что Средиземноморье – один из основных центров происхождения культурных растений, было подтверждено: здесь впервые были одомашнены многие виды плодовых, ягодных, огородных культур, масличное дерево, орешник и многие другие. Дикая пшеница двузернянка и дикий ячмень, найденные в Палестине и Сирии, говорили в пользу того, что здесь были введены в культуру и эти главные злаки Земли, но уверенности в этом не было. Дички оказались ботанически (вероятно, и генетически) значительно удалены от культурных видов, да и разнообразие форм культурных пшениц было сравнительно невелико. Центр происхождения мягких пшениц Вавилов приурочил к Юго-Восточному Афганистану, а как насчет твердых? Становилось все более вероятным, что и твердая пшеница пришла в Средиземноморье из другого центра. И Вавилов уже знал из какого. Туда, по его словам, ему нужно было попасть до зарезу и во что бы то ни стало.

Соседство с Египтом – древнейшим государством мира (только Вавилону историки позволяли оспаривать этот приоритет), казалось, исключало мысль о самостоятельности эфиопской культуры. Орудия каменного века, найденные в Британском Сомали, говорили, что человек появился в Восточной Африке очень давно, но доказательств существования здесь в древности оседлой земледельческой культуры у археологов не было.

Раскопки древнего Аксумского царства, достигшего расцвета в первые века нашей эры на территории Северной Эфиопии и Эритреи, выявили несомненное влияние Египта.

Однако, по эфиопской легенде, государство эфиопов возникло намного раньше. Легенда рассказывала, как царица эфиопская Савская, наслышанная о мудрости царя Соломона, отправилась к нему в гости. Царь был пленен ее красотой и хитростью заставил выйти за себя замуж. Когда у них родился сын Менелик, царица Савская уступила ему корону. Менелик – основатель династии, которая продолжала править Эфиопией и в XX веке.

Документального подтверждения этой красивой легенды не было, историки не без оснований полагали, что культивировалась она не ради истины, а чтобы внушить народу Эфиопии и всему миру мысль об исключительности эфиопской правящей касты.

Древние греки мало знали об Эфиопии. В поэмах Гомера эфиопы живут на краю света, обедают с богами; солнце встает и садится в их стране. Первый историк мира Геродот писал, что в Эфиопии «много золота, водятся громадные слоны, деревья всевозможных пород растут в диком состоянии <���…> живут люди огромного роста, красивейшие и долговечнейшие».

Откуда такой восторг у древнегреческих писателей? Не говорит ли это о высокой культуре эфиопов?

Вавилов с интересом относился к легендам и даже конспективно изложил в своем абиссинском дневнике историю царицы Савской. Но он полагал, что возделываемые растения лучше, чем легенды, расскажут древнюю историю Эфиопии. Он надеялся дать ответ и тем биологам, которые отрицали идею центров формообразования, считая, что концентрация генов в вавиловских центрах объясняется разнообразием природных условий, а не тем, что там они были введены в культуру.