Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Эфиопия расположена на относительно плоском нагорье, хотя и прорезанном глубокими – до двух километров – каньонами. Природные условия относительно однообразны: почвы одинаково плодородны, климат мягкий, влажный, без резких перепадов. Здесь должны были таиться важные аргументы в пользу теории центров.

Перед отплытием из Марселя он писал Елене Ивановне: «Милая, судьба решается. Вопрос, пустят ли на пароход. Всего писать не могу. А шансы 10 против 90. Может быть, пропадет зря месяц, да еще в бурную погоду (январь) буду в Средиземном и Кр[асном] море <���…>. В Марселе оказались большие усложнения, всё по части проклятых виз. Все мои надежды на помощь Парижа не оправдались. Поэтому так упали шансы».

10 января 1927 г., на пароходе : «2 дня не мог писать, да и сегодня голова еще тяжелая. Не выношу моря. Еще 7 или 8 дней. Завтра в Порт-Саиде, откуда постараюсь бросить письма, хотя мне на берег выйти нельзя. Моя ориентировка насчет вхождения в страну солнца пока дала малоубедительные сведения. <���…> Настроение мое в связи с трудностями, неопределенностями и переездом по морю – не радужное.

Если всё дело ограничится Эритреей [357], а в ней мне много делать нечего (за глаза месяц, а м. б., и гораздо меньше), то в марте буду снова в Италии и буду тебе телеграфировать о выезде».

11 января : «Сегодня, dear, в Порт-Саиде. Море тише, и я немного ожил. За день переезда по Суэцкому каналу приду в себя. И может быть, смогу писать. Пока из этого ничего не выходит. Глотаю только книжку за книжкой по Абиссинии. Ее я уже знаю литературно, как мало других стран.

По чечевице (да и по всем культурам) не хватает Верхнего Египта, Испании и Абиссинии. И засим, в сущности, можно приступить к полному синтезу. Нужно бы Кашмир, Индию пополней, но на худой конец юж[ный] Афганистан заменит Индию да и Кашмир.

Начинаю бомбардировать Верхний Египет и Судан и, думаю, получу всё. В чечевице я теперь заинтересован не меньше тебя, ибо немного знаю и люблю ее. На ней мы поймем и все бобовые».

11 января, Суэц, Д.Н.Прянишникову. «Шлю Вам привет, направляясь в центр Африки. Помышляю проникнуть в Абиссинию, но еще не имею визу, и впустят ли, не знаю. Средиземье продифференцировал, нашел много любопытного, но “царство божие”, по-видимому, надо отодвинуть к Малой Азии и Северо-Восточной Африке» [358].

12 января, Суэц, В.И.Вернадскому: «Предвестники плохие. Россиян “никаких” Абиссиния не впускает. Иллюзий не строю. И поэтому обеспечил тыл Эритреей. На худой конец посмотрю в окошко Эфиопии» [359].

12 января, Суэц, П.П.Подъяпольскому : «Направляюсь, Петр Павлович, теперь прямо ко львам в Сомалию и Эритрею. Главное желание проникнуть в страну солнца Эфиопию. Завтра в Красное море и дальше к Индийскому океану. К морю возымел идиосинкразию. Но, как нарочно, визы мотают взад и вперед по Средиземью».

В понедельник 17 января Вавилов высадился в сомалийском порту Джибути, не имея ни малейшего представления, что его ждет.

Его ждал сюрприз.

Неожиданная награда – за все мытарства, за дерзость, за упорство, за всегдашнее стремление делать всё, что зависит от себя.

Эфиопия не знала статуса виз!

Для въезда в страну было достаточно печати губернатора Французского Сомали. Можно лишь удивляться, почему он не дознался об этом в Европе.

Любезный офицер, регистрировавший приезжих, сам вызвался пройти к губернатору и возвратил паспорт с необходимой печатью.

И это все?!

Вавилов не мог поверить, пошел к эфиопскому консулу. Тот подтвердил: для въезда в Эфиопию больше ничего не требуется. Но иностранец должен ехать прямо в Аддис-Абебу и там испрашивать разрешение на путешествие по стране.

Поезд на Аддис-Абебу уходил в среду 19 января в 6:30 утра. Оставалось полтора дня.

Покончив с формальностями, Николай Иванович отправился на базар и сразу попал в полон к симпатичным сомалийкам в пестрых нарядах. Они зазывали зрителей на свое танцевальное представление. Завлекая белолицего гостя, одна из них стала тут же перед ним раздеваться. С трудом вырвавшись из плена, Вавилов двинулся по рядам. Наметанным глазом быстро определил влияние культур Эфиопии и Аравии (Йемена). Особенно интересны для него были, конечно, эфиопские культуры – совсем не такие, что он собирал в странах Средиземноморья.

На следующий день он успел побывать в нескольких окрестных деревнях. Всё здесь говорило о своеобразии: состав сельскохозяйственных культур и их особые разновидности; совершенно особые породы скота: козы с рогами антилоп, стройные, мускулистые, малорослые; овцы с подгрудкой, как у коров; лошади мелкие, низкорослые, как пони. «Домашний скот особый, как и хлеба», – записал Вавилов в дневнике. Отмечал и своеобразие местных жителей: «Народ черный, худой, на лицах даже фиолетовый] оттенок, блестят зубы, иногда белые зрачки, и у стариков черный рот окаймляет белая борода. Тонкие ноги, курчавые волосы, губы то типа негра, то европейские. Лица добрые, не злые, веселые. Не боишься» [360].

Следующим утром он из окна вагона вглядывался в унылый пейзаж. Перед ним простиралась мертвая пустыня, бугрящаяся песчаными дюнами.

Солнце поднималось все выше, накаляло вагон, от духоты легкие словно заполнены ватой. Открыть окно было невозможно: поезд вздымал тучи пыли, она и без того скрипела на зубах.

Знойная пустыня много столетий охраняла независимость маленькой Эфиопии, хотя на нее не раз посягали завоеватели.

По этой пустыне шли разомкнутым строем фаланги римских воинов, двигавшихся на Эфиопию. За каждым воином пять рабов несли большие кувшины с водой. По мере того как кувшины опустошались, рабов оставляли умирать в пустыне… Эфиопия тот натиск выдержала.

Самым победоносным был поход британского генерала Роберта Нейпира в 1868 году. Хорошо вооруженные и обученные войска британцев на голову разбили армию негуса; чтобы не попасть в плен, он покончил с собой. Но победоносные британские воины не смогли одолеть палящий зной и должны были убраться из почти завоеванной страны. Вся Африка была поделена между колониальными державами, и только Эфиопия сохраняла независимость.

Вавилов направлялся покорять Эфиопию один, без армии и без рабов. Как встретят его в столице? Судьба экспедиции оставалась неясной.

В поезде много иностранцев. Вавилов познакомился с французом – редактором газеты, с армянином из Сирии, с каким-то консулом, знающим толк в агрономии, с инженером Анатолием Германовичем Трахтенбергом и его женой Марией Ивановной, бывшими питерцами. Трахтенберг преподавал в политехническом институте. В Эфиопии он жил с 1918 года, служил в министерстве путей сообщения, что было забавно: кроме единственной железной дороги от Джибути до Аддис-Абебы в Эфиопии никаких путей сообщения не было, зато министерство – было!