Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Презент, я думаю, встретился с Лысенко не раньше 1932 года [688]. Он объяснил колхозному ученому, что его новации, при всей их нацеленности на практику, должны подкрепляться теорией – без этого он далеко не пойдет. Теория должна быть советской, марксистской, дарвиновской.

Чарльз Дарвин считал себя агностиком. Но основоположники марксизма считали его теорию важнейшим естественнонаучным подтверждением своих взглядов. Этого было достаточно, чтобы сделать теорию естественного отбора одной из священных коров диалектического материализма.

Лысенко идея Презента пришлась по душе. Остальное было делом техники, которой Презент виртуозно владел. Между двумя творцами нового учения наметилось разделение труда. На совещании передовиков урожайности, в присутствии Сталина, Лысенко по-простецки рассказал: «Я часто читаю Дарвина, Тимирязева, Мичурина. В этом помог мне сотрудник нашей лаборатории И.И.Презент. Он показал мне, что истоки той работы, которую я делаю, исходные корни ее дал еще Дарвин. А я, товарищи, должен тут прямо признаться перед Иосифом Виссарионовичем , что, к моему стыду, Дарвина по-настоящему не изучал» [689]. Такое было у них разделение труда.

Лысенко выдвигал новые и новые практические рекомендации для немедленного внедрения на «миллионах гектаров колхозных и совхозных полей». Всякие сомнения в их полезности трактовались как стремление буржуазных ученых ставить палки в колеса колхозному новатору. С гордостью обобщая достижения передовой советской науки, Лысенко и Презент писали в редакционной статье первого номера журнала «Яровизация»:

«Сокращение сроков вегетации в поле злаковых растений как средство борьбы с суховеями; яровизация картофеля и высадка глазков яровизированных клубней как средство уменьшения посадочного материала, одновременно ведущее к повышению урожая; открытие различия зимостойкости растений на различных стадиях развития и вытекающие отсюда мероприятия борьбы с зимней гибелью озимых; способ выведения сортов озимых путем отбора из популяций при помощи посева недояровизированными семенами; открытие причин вырождения картофеля на юге и летние посадки картофеля как средство борьбы с вырождением посадочного материала в засушливых районах степи; теоретические основы сознательного подбора родительских пар для скрещивания при выведении сортов различных культур; открытие и формулирование закономерностей выщепления по срокам вегетационного периода как теоретическая основа новых приемов браковки в селекционном процессе; совершенно новая постановка вопросов семеноводства – вот те, далеко не исчерпанные в нашем перечислении, выходы теории стадийного развития, которые уже претворены и претворяются в практику социалистического сельского хозяйства» [690].

Это фонтанирование новаторскими идеями, якобы преобразующими сельскохозяйственное производство огромной страны, похоже на истерику. Ясный уже самому Лысенко провал яровизации как практического агроприема и невозможность это признать; опыты Лисицына и Константинова, показывавшие неэффективность яровизации как агроприема; участившиеся высказывания других ученых против повсеместной мочки семян, – всё это побудило Лысенко и Презента задвинуть яровизацию на задворки. На фоне «громадья планов», призванных осчастливить страну, яровизация становилась мелочевкой, не заслуживающей особого внимания. Надо только, чтобы маловеры не мешали новатору делать великие дела!

Главным козырем Лысенко оставалась теория стадийного развития, против которой никто не возражал. Все его начинания якобы исходили из этой передовой, диалектико-материалистической теории.

Но даже безудержная фантазия Лысенко истощалась, доить теорию стадийности становилось все труднее. Так, два последних начинания из «далеко не полного перечня выводов теории стадийного развития» – браковка в селекционном процессе и новый подход к семеноводству — со стадийностью никак не были связаны. Они вообще не имели отношения к индивидуальному развитию растений (онтогенезу). Речь уже шла о видовом развитии (филогенезе). То есть о генетике и эволюции.

Сергей Миронович Киров возглавил Ленинградский обком партии после Г.Е.Зиновьева, обвиненного в левом уклоне и попавшего в опалу. Зиновьев был крутым партийным догматиком и оставил о себе в Питере недобрую славу По сравнению с ним Киров казался разумным и деловым руководителем. Он бывал на заводах, в институтах, учреждениях, входил в их нужды. Был доступен, прост в обращении. Превосходный оратор (la petit , чье пламенное выступление на митинге в Перми в далеком 1905 году восхитило Екатерину Сахарову), он часто выступал на митингах – это прибавляло ему популярности.

Превратим европейский север страны из зоны, потребляющей сельхозпродукцию, в производящую! – таков был один из лозунгов, выдвинутых Кировым. Опорой для этого служили исследования ВИРа по «осеверению» земледелия.

Когда стало известно, что в Москве недовольны ВИРом, Киров приехал в институт, обошел все отделы и лаборатории, подробно ознакомился с работой, о которой и без того был неплохо осведомлен. Перед уходом сказал, что недовольство Москвы вызвано каким-то недоразумением, он всё уладит.

Ни в каких уклонах и оппозициях Киров не участвовал, всегда поддерживал генеральную линию , восхвалял мудрое руководство партии и лично товарища Сталина, придраться было не к чему. Но держался он слишком независимо, и это все меньше нравилось в Кремле. На XVII съезде партии, при выборах нового состава ЦК, Киров получил больше голосов, чем Сталин.

Кремлевский горец почуял опасность.

Первого декабря 1934-го Киров был убит в коридоре Смольного дворца.

Роковой выстрел ошеломил всю страну. По официальной версии, террорист Л.В.Николаев был подослан троцкистами. По неофициальной – то был выстрел ревнивца, ибо у Кирова был роман с женой Николаева. Народная молва отвергла обе эти версии:

Юная Юлия Мурадова, племянница видного троцкиста Н.И.Мурадова, запомнила, как ее дядя, прочитав в газете об убийстве Кирова, «вскочил, разволновался, стал быстро ходить по комнате», затем сказал:

– Это дело его рук! Это сигнал к тому, чтобы начать Варфоломеевскую ночь!

То, что он говорил не о Николаеве, а о Сталине, девочка поняла много лет спустя, уже взрослой, когда стала узницей Бутырской тюрьмы [691].

Было ли убийство Кирова организовано вождем народов , или он им воспользовался как предлогом для Варфоломеевской ночи среди бела дня, – это историки выясняют до сих пор.